Читать книгу На крыльце под барельефом онлайн | страница 67
Больше ни вопросов, ни странных телефонных звонков она не слышала. Были ли у мамы какие-то свидания или романы, Алла не знала. Домой посторонние отношения не приносились. Кто был ее отцом, творцом головастика, Алла тоже так и не узнала.
Удивительно, но Нина, не научившаяся заботиться ни о ком и всю жизнь купающаяся в заботе и внимании других, сумела каким-то образом приучить дочь к дисциплине, самостоятельности и добиться от нее пусть не великих достижений в школе, но вполне достойных оценок. А может, просто повезло – посмотрели там, откуда-то сверху, при выдаче головастиков, и решили как-то по-своему: решили выдать того, который как раз и сам позаботится со временем о бестолково-театральной маме.
Сейчас многое изменилось. После смерти бабушки, нининой мамы, в малогабаритной квартирке и привычной жизни возникла дыра, даже две дыры. Одна временная, когда вдруг ощущаешь иное течение жизни и конечность всего, и другая – самая что ни на есть материальная: темные окна, холодная кухня, нетронутая постель, любимые когда-то мамины платья в шкафу, которые нужно куда-то теперь деть, а рука не поднимается.
Эти дыры просто так не затягиваются, не заполняются, поскольку нечем их в принципе заполнять, разве что только чувством вины. Так и остается она навсегда – дыра, провал на дороге размером с ушедшего человека, когда все становится вдруг поздно. Можно стоять на краю и смотреть в эту пустоту целую вечность. И смотри – не смотри, ничего не изменится, кроме, пожалуй, остающейся вот так в одиночестве собственной жизни под внезапно распахнувшимся небом, как на финишной прямой в голубую бесконечность.
Так пришлось и жизни Нины сделать снова неожиданный поворот, а ей самой – повзрослеть, если раньше, за более, чем 40 лет она этого не сделала. Возможно, поэтому она и не впускала больше поклонников в семейное 32-метровое пространство. Впрочем, дочь это воспринимала всегда как обычную жизнь, жизнь без мужчин, жизнь с мамой и ее школой, которая стала потом и алкиной школой. Сравнивать было не с чем.