Читать книгу Платье для амазонки. Фемслеш-ностальгия онлайн | страница 20

– Пьяная, – словно откуда-то издалека донеслись чьи-то голоса.

А я прислонился к стене – лишь бы не упасть – и прижался щекой к холодному камню. Не знаю, сколько я так стоял и как потом машинально добрёл домой. Очнулся я уже на пороге гостиной, услышав испуганный вскрик миссис Хадсон:

– Мисс Холмс, что с вами?

Я едва мог говорить.

– Всего лишь осколки кувшина, вместилища духа. Я больна, оказывается. Это не любовь, а болезнь. Но разве же она грязь?

– Что? Что вы говорите? Я не слышу.

– Это не грязь! А любовь, чёрт возьми! Если я больна, то мир тоже болен! – Я скорее кинулся в свою комнату, к ящику стола, но там оказалось пусто. – Миссис Хадсон, где он?! – прокричал я, лихорадочно обыскивая всё вокруг.

– Не понимаю.

– Куда вы его дели?!

– Да кого, мисс Холмс?

– Моё лекарство! Какого дьявола вы рылись в моих вещах?! Отдайте его мне! Не хочу больше! Я не хочу жить! Дайте мне умереть!

– Бог с вами, мисс Холмс! Успокойтесь! Вы на себя не похожи.

Мне было и стыдно, и больно, и тяжко. Совершенно обессилев, я опустилась на стул и закрыла лицо руками. Видимо, в ту минуту я представляла собой настолько жалкое зрелище, что миссис Хадсон обняла меня и стала гладить по голове.

– Вы не больны, вы гениальны. Он, ваш гений, всему причина.

– Не говорите глупостей, миссис Хадсон. Какой ещё гений? При чём тут гений? Просто дурная наследственность. Когда в роду столько пьяниц… Удивительно ещё, как я до сих пор живу, не спилась и окончательно не съехала с катушек, во что, разумеется, хотелось бы верить.

От бессилия я и сам твердил какую-то глупость – похлеще, чем миссис Хадсон. У меня не осталось сил ни на что – в том числе и на то, чтобы наложить на себя руки. Но и не впав в такой грех, я словно перестал существовать, душа моя опустела, и даже боли я уже не чувствовал. Я сидел у себя в комнате, глядел в окно, слонялся по квартире, ел, когда миссис Хадсон накрывала на стол, пытался сыграть что-нибудь на скрипке, но игра не получалась. Я словно умер, я перестал мыслить, и ничто на свете меня больше не интересовало. Я даже не задавался вопросом, зачем мне жить.