Читать книгу Большое замирение или принуждение к миру. Дорогой Леонид Ильич онлайн | страница 43
Бои прекратились. Немцы не торопясь отступали через Польшу к своей границе, а мы так же неторопливо шли за ними и время от времени получали от немцев «живые передачки». Это были несчастные европейцы, не немцы, которых насилием и угрозами заставили служить Рейху. Эти несчастные проливали кровь за Германию, а когда нужда в них отпала, то немцы решили от них избавиться, передавая их на расправу опричному сталинскому «смершу».
Когда мы вошли в Польшу, нам зачитали Сталинский приказ о том, как должно себя вести заграницей. Приказом запрещалось всё! Молочка в деревне было попросить нельзя, не говоря уже о том, что прихватить бесхозную курицу для приварка в солдатский котёл. Нельзя было наказывать поляков за косые взгляды и плевки в нашу сторону, нельзя было хлопнуть молодку по задку. Нельзя из разбитого погреба взять чего съестного. Много чего нельзя. Хотел бы я посмотреть на аналогичный немецкий приказ. Не было у немцев такого приказа. Они творили что хотели. А, вот Сталин своим же солдатам, за малую толику того что позволяли себе культурные немцы, грозил трибуналом. И не только грозил. Потом, после ареста, уже сидя в подвале фронтового «смерша», я познакомился с примечательным товарищем. Сначала я думал, что ему уже далеко за сорок. Оказалось – что едва исполнилось тридцать. Трудная жизнь в стране Советов не прибавляла здоровья. Однажды, ещё до войны, он сошел ночью с поезда на какой-то небольшой станции. Есть очень хотелось. Но станционный буфет был закрыт. Иван забрался в буфет. Перекусил вчерашними котлетами, чая не было, пришлось запивать портвейном. После этого Иван заснул прямо в буфете. Он думал дождаться там прихода буфетчика и рассчитаться с ним за еду. Но, вместо буфетчика его утром разбудил наряд милиции. Скорый суд и пять лет лагерей. Началась война. Иван просился на фронт. Когда на фронте стало совсем кисло, весь лагерь где рубил лес Иван, кроме уж совсем доходяг и стариков-инвалидов, мобилизовали в армию. Сформировали из таких же как и он зэков дивизию, и даже не переодев в армейскую форму, с одной винтовкой на троих, бросили останавливать немецкие танки под Вязьмой. Окружение. Спасаясь от плена Иван прятался по брошенным крестьянским избам. Потом, уже в декабре в деревню где прятался Иван пришла Красная Армия. Иван хотел биться с врагом, но его не разбираясь кинули в фильтрационный лагерь. Несколько месяцев холода, голода и издевательств. Иван всё это выдержал. И уже летом 42-го опять попал на фронт. Даже до младшего сержанта дослужился. И вот он уже в Польше, на небольшом хуторе договаривается с хозяйкой о гусе. Иван попросил гуся, в обмен обещал хозяйке наколоть дров, после того как отнесёт гуся своим товарищам-однополчанам. Пока Иван относил гуся, полька кинулась к дивизионным смершевцам и обвинила Ивана в грабеже и насилии. И вот теперь сидит Иван в энкавэдэшном подвале и ждёт своей участи. А, тут ещё немцы подгадили. Они начали передавать в НКВД списки всех кто работал на них на оккупированной территории. И оказалось, что в тех списках есть Иван Иванович Иванов служивший полицаем под Вязьмой. И почему-то толстый и картавый уполномоченный фронтового смерша решил, что Иван и есть тот самый полицай. Смершевцу с его еврейской фамилией было наверное невдомёк, что в России Ивановых миллионы.