Читать книгу Горький вкус соли онлайн | страница 90
– Я им крылышки-то быстро пообломаю… Поговорят мне ещё… Ишь! Я им покажу «этот»!
– Дак ладно тебе, дети же они ишшо. Остынь… Пообвыкнут, притрутся. Глупые же ишшо. Какой с них спрос?
– Ты мне зубы-то не заговаривай! Глупые! Никакие они не глупые, вон как соображают! Старшему-то твоему – пятнадцать? Я в пятнадцать уже первую ходку сидел, такого навидался, мама не горюй. Водка есть?
– Водка-то? – Варя растерялась. – Кажись, была где-то.
– Ну так неси давай!
Варя не осмелилась перечить новоиспечённому мужу, пошарила на верхних полках, нашла поллитровку, выставила на стол перед Олегом:
– Вот, для рабочих припасла… крыльцо надо… – сказала она робко.
– Чё стоишь-то? Стакан дай!
Варя суетливо принесла стакан.
– Как же так… Олег… Ты же сказал, что завязал?
Олег налил водки до краёв, залпом выпил, занюхал рукавом:
– Завязал. До сегодняшнего дня. А сегодня – развязал, как твоих зверят увидел.
У Вари всё опустилось, казалось, земля поплыла из-под ног. Она села.
– Какие же они тебе зверята? Пошто ты к ним так-то?
– А что? Иль ты думаешь, они со мной будут – как с собакой, а я терпеть буду? Сюсюкаться как ты?
– Дак поговорить бы надо, растолковать им что почём. Я поговорю… Сейчас же поговорю.
Олег наполнил второй стакан. Варя оторопела:
– Ну что ж ты так, без закуси? Есть же всё, – она опять встала, ссутулившись, сморщив лоб, пошла к печи, на ходу украдкой вытирая слёзы.
– Сядь.
Варя остановилась на полпути, вернулась к столу и покорно села, сложив руки на переднике и опустив глаза в облупленные доски пола.
Олег опрокинул стакан в рот, снова занюхал рукавом и заговорил. Его голос в этот раз зазвучал хрипло, глухо, будто издалека:
– Ты знаешь, я, когда рос… всё своё беспризорное детство о бате мечтал… Если бы у меня тогда, в голодном Ленинграде, на его мокрых улицах… В тех подвалах… Видела бы ты те каменные подвалы – грязные, тёмные. Видела б ты те товарняки – холодные, промозглые. Если бы у меня тогда появился бы отец… хоть какой, хоть бандит… но свой, который бы смотрел за мной, поделился бы своей горбушкой ржаной… Да хоть один раз за всю жизнь – всё бы отдал за это! Прямо сейчас! Встал бы и поехал бы к нему. И без разницы, какой он – из тюрьмы ли, в тюрьме ли… Если бы тогда, когда я мальцом в колониях сидел за эту сворованную горбушку, хоть бы одна живая душа сказала: родной ты мой… Да я бы… Сколько бы лет мне ни было, хоть семь, хоть пятнадцать, хоть тридцать.