Читать книгу Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Сборник онлайн | страница 31

– А, Гамбрил! Вот это здорово! – И Липиат сжал протянутую руку с мучительной сердечностью. По-видимому, он был в приятно-возбужденном состоянии. – Мы договаривались с мистером Олбермэлом насчет моей выставки, – объяснил он. – Вы знакомы с Гамбрилом, мистер Олбермэл?

– Очень рад познакомиться, – сказал мистер Олбермэл. – У нашего друга, мистера Липиата, – добавил он покровительственно, – подлинно артистический тем…

– Это будет нечто великолепное.

Липиат не мог ждать, пока кончит говорить мистер Олбермэл. Он энергично хлопнул Гамбрила по плечу.

– …Артистический темперамент, как я уже говорил, – продолжал мистер Олбермэл. – Он, разумеется, слишком нетерпелив и слишком полон энтузиазма для нас, простых смертных, – снисходительная княжеская улыбка сопровождала этот акт самоуничижения, – живущих в мире прозаической, деловой повседневности.

Липиат разразился громким и не весьма мелодичным хохотом. По-видимому, он не возражал против обвинения в артистическом темпераменте: наоборот, оно даже нравилось ему.

– Огонь и вода, – сказал он афористически, – соединенные вместе, дают пар. Мы с мистером Олбермэлом мчимся вперед, как паровоз. Пш, пш! – он задвигал руками, как поршнями. Он хохотал; но мистер Олбермэл только улыбался, холодно и вежливо. – Я рассказывал сейчас мистеру Олбермэлу, какое распятье я сейчас пишу. Оно такое же большое и головокружительное, как у Веронезе, но гораздо более серьезное, более…

За их спиной молодой человек объяснял красоты гравюр какому-то новому посетителю. «В этом пятне, – говорил он, – масса экспрессии». И в самом деле, тень падала на корму лодки с крайне выразительной настойчивостью. «А какая удачная, какая… – на мгновение он замялся, и его лицо под бесцветными напомаженными волосами густо покраснело, – …какая головокружительная композиция». Он с тревогой посмотрел на посетителя. Но тот и глазом не моргнул. Молодой человек почувствовал огромное облегчение.

Они вместе ушли с выставки. Липиат шел впереди, очень быстро, с великолепной грубостью пробивая себе дорогу сквозь элегантную и праздную толпу, размахивая руками и разглагольствуя. Шляпу он нес в руке; галстук у него был ярко-оранжевый. Все на него оборачивались, и ему это нравилось. Лицо у него было действительно замечательное: такое лицо по праву должно было принадлежать гению. Липиат это знал. «Гений, – любил он говорить, – носит на челе нечто вроде печати Каина, по которой люди сразу узнают его; а узнав, обычно побивают каменьями», – добавлял он с тем особым смешком, каким он сопровождал все свои горькие или циничные замечания; этот смешок должен был показывать, что горечь и цинизм, даже если они оправдывались обстоятельствами, на самом деле были всего лишь маской, а под этой маской скрывалась неизменная трагически невозмутимая улыбка художника. Липиат очень много думал об идеальном художнике. Эта титаническая абстракция заполняла его всего. Он был ею – только, пожалуй, немного слишком сознательно.