Читать книгу Тонкая грань. Записки неонатолога о жизни и смерти онлайн | страница 4
Возможно, так и должно быть.
Возможно.
Умирает ребенок, я стою в третьем ряду, далеко позади главного врача. Главный врач говорит, что мы больше ничего не сможем сделать. Я ничего не чувствую. Ни горя, ни гнева. В голове только рациональное: «Этого не может быть! Должна же быть еще какая-то возможность!» Я думаю только о том, что нужно и дальше продолжать исследования, искать другие возможности.
Отдельная судьба больше не играет роли, как только ты покинул здание больницы.
Дома я рассказал: погиб ребенок. Вот и все. Разум победил. Главный врач пояснил, почему произошла смерть. Я это понял. На то были медицинские причины. Его не застрелили, как Кеннеди, смерть была объяснима. Трагична, но объяснима.
Мертвый ребенок.
Отрицание, рассуждение, самосохранение, стена.
Всего год спустя по причине этой инфекции дети больше не умирали.
Намного позже смерть ребенка задела меня гораздо сильнее. Гораздо, гораздо сильнее.
Первую малышку, которая умерла у меня на руках, когда я уже не стоял в третьем ряду, звали Анна*[1]. Так же в Больцано, 2 года спустя, в 1980. Я работал в неонатологическом отделении, в то время еще не в интенсивной терапии, как мы сейчас его называем. Я был молодым медиком, выполнял свою работу с большим энтузиазмом, учился быстро, постигая премудрости в кратчайшие сроки. Главный врач возложил на меня большую ответственность, и я с удовольствием принял ее на себя. Мне было 27 лет. Была весна. Я был воодушевлен работой. Та помощь, которую мы могли оказать недоношенным, была очень ограниченной – только сделать искусственное дыхание. Мы кормили детей свежим материнским молоком, дать искусственное не могли.
Часто после обеда я оставался в отделении один. Я чувствовал ответственность за Анну: у нее были небольшие проблемы с дыханием, но она постепенно оправлялась после рождения и восстанавливалась, проводя первые дни жизни в инкубаторе. Она весила около 1000 г.
В полдень все еще было хорошо, а после вдруг, совершенно неожиданно, возникли осложнения. Меня подозвала медсестра. Она была опытной. Для молодых врачей опытная медсестра тогда была огромной поддержкой, это был авторитет, наставник. Она сказала: «Ребенку очень плохо». Я был удивлен, подумал: «Почему? Ведь только что было все в порядке».