Читать книгу Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех онлайн | страница 42
Открыв дверь салона, я удивилась, увидев у почти погасшего камина в кресле самой хозяйки молодого джентльмена: вытянув скрещенные ноги, он крепко спал, брошенный своими беззаботными собутыльниками, которые упоили его и (каждый со своей любовницей) разъехались, товарища же оставили на милость нашей матроны, зная, что та не посмеет побеспокоить его или выпроводить в таком состоянии в час ночи, а свободных кроватей в доме, скорее всего, не было ни одной. Стол все еще украшали посудина с пуншем и стаканы, разбросанные в обычном беспорядке, какой случается после доброй попойки.
Я подошла поближе взглянуть на спящего, и тут… отец небесный! что это был за вид! Нет! ни годы прошедшие, ни извивы судьбы не смогли изгладить из памяти то мгновенное, будто молнией меня пронзившее впечатление от увиденного мною. Да! драгоценнейший предмет самой первой страсти моей, я вовеки храню воспоминание о первом твоем появлении перед очарованными глазами моими. И сейчас, вот, я обращаюсь к тебе, ты – рядом, я и сейчас вижу тебя!
Представьте себе, Мадам, светлого юношу лет восемнадцати-девятнадцати, голова которого склонилась набок, а взлохмаченные волосы отбрасывали неровные тени на лицо, весь цвет юности и все мужские добродетели которого словно сговорились полонить мой взор и самое мое сердце. Даже некоторая вялость и бледность этого лица, на котором после излишеств ночи лилия временно одолела розу, придавали невыразимую прелесть чертам, краше каких не сыскать, глаза его, смеженные сном, красиво осеняли длинные ресницы, а над ними… Никаким карандашом не навести две эти дуги, украшавшие его лоб – благородный, высокий, совершенно белый и гладкий. А вот и пара пунцовых губ, пухлых и вздувшихся, словно их только что пчела ужалила: они будили искушение сразу же и всерьез взяться за прелестного этого соню, однако скромность и уважение, у обоих полов неотделимые от настоящего чувства, сдерживали мои порывы.
Все же, разглядывая в вырезе его расстегнутого воротника белоснежную грудь, не могла не поддаться я прелести головокружительных мечтаний и тут же, однако, прервала их, предвидя опасность для его здоровья, которое уже становилось заботой моей жизни. Любовь, сделавшая меня застенчивой, научила быть и заботливой. Трепеща, коснулась я своей рукой его руки и, стараясь сделать это как можно бережнее, разбудила его. Он вздрогнул, оглянулся поначалу несколько диковато и произнес голосом, звучная гармония которого проникла мне в самое сердце: