Читать книгу Громкая тишина онлайн | страница 13
До конца это я дочитать не успеваю, сзади за спиной слышу вопль, который выводит меня из ступора. Я оборачиваюсь и вижу сына, лежащего на полу и вопящего что есть силы. Как месячный ребёнок мог свалиться с дивана?! Эта мысль освежает меня не хуже ледяного душа, я бросаюсь к нему, ощупываю ручки, ножки – целы?! И понимаю, что никакой гидра… гидро… целии мы не по зубам. Просто так мы не сдадимся! Одной рукой я держу успокоившегося сына, другой лихорадочно листаю толстенный том – так, какое лечение?
«Для снижения внутричерепного давления назначают диуретики, глюкокортикоидные гормоны, глицерин. Хирургическое лечение гидроцефалии новорожденных состоит в создании дополнительных путей оттока спинномозговой жидкости из полости черепа…» Ага, сначала – терапевтическое. Но если не поможет…
– Да вылечимся мы, сынок, не плачь! – он и не плачет, таращит на меня свои глазёнки и уверен, что мама взяла его на руки не просто так – сейчас покормит. «Вот молодец, догадалась, что ребёнок есть хочет… Ох, и проголодался я! Только… Что это на меня сверху капает?»
Я даже не замечаю, что по щекам текут слёзы. И ещё не знаю, что эти слёзы – лишь тоненький ручеёк, впадающий в реку плача, которая прольётся из моих глаз за те долгие годы, что нам предстоит растить нашего малыша.
Через месяц, обмеряв голову сына и посветив в темной комнате на родничок какой-то лампочкой, врач подтверждает первоначальный диагноз. И на полгода сажает нас на диуретики. Другого лечения этого заболевания и сейчас не существует. Или… Хирургическое вмешательство. В народе говорят – «вставляют трубку». Называется эта манипуляция ликворное шунтирование. Так мы привыкаем жить под дамокловым мечом этого самого шунтирования…
День наш начинается с того, что нужно дать сыну, совсем еще крошечному, таблетку диуретика, а кормить только через полчаса после этого. Объяснить малышу, почему мама сначала впихивает в его рот что-то горькое, а потом, вместо того, чтобы дать поесть проголодавшемуся дитёнку, носит его по дому и что-то такое говорит, говорит, я, понятное дело, не могу… Однако сын вначале внимательно меня слушает, но минут через десять начинает проявлять явное беспокойство (так, нужно продержаться ещё минут двадцать!), в ход идут все игрушки, которые оказываются под рукой, нет, уже и это не помогает, и последние минуты ребёнок закатывается в обиженном плаче, так и не поняв моего коварства и, похоже, его не простив. Ещё минут на пять спасает пианино. Пристраиваюсь на краешек стула с Тимом на руках и наигрываю всё, что помню и что приходит в голову, иногда просто какие-то бессвязные звуки. И так – три раза в день. Полгода.