Читать книгу Приговор онлайн | страница 27
Ардашев молчал. Красный хозяин губернии протянул ему лист бумаги и карандаш.
– Вот напишите супруге список из необходимых вещей. Мой человек отвезёт ей и передаст. И продукты вам не помешают. В тюрьме кормят плохо. Война, знаете ли. Не до сантиментов.
– В этом нет надобности.
– Как знаете. Моё дело предложить, а дальше уж вам решать.
Начальник губернии позвонил в колокольчик, и в дверях появился тот же молчаливый большевик в кожанке.
– Поместите господина Ардашева в губернскую тюрьму. Пусть сидит в камере с Поляничко. В отношении его дальнейшей судьбы я распоряжусь позднее.
Статский советник поднялся и в сопровождении конвоира покинул штаб Красной армии.
Итак, почти сутки, Ардашев и находился в тюремной камере № 38 по иронии судьбы, имевшей тот же номер, что и его дом на Николаевском проспекте. За это время он ни разу не притронулся к баланде. Трижды его выводили из камеры: дважды на оправку и один раз на прогулку в тюремный двор, где он встретил немало знакомых, среди которых оказался и художественный руководитель Ставропольского театра Гордеев-Зарецкий. Это был немолодой человек лет пятидесяти пяти, одетый во фрак и всё ещё белую рубашку, которая в районе воротника постепенно принимала серый цвет. Он рассказал, что во время антракта в зал ворвались красноармейцы и начали проверку документов. Некоторых зрителей они тут же арестовывали, других – отпускали. Увидев это, Гордеев-Зарецкий вышел к комиссару и попросил прекратить бесчинство и своеволие. Красный командир выслушал его молча, а потом приказал арестовать. Представление было сорвано. Актёры на сцену больше не вышли.
О том, что восстание офицеров началось, он понял ночью в среду, двадцать седьмого числа, когда послышалась перестрелка. Она доносилась из центра города. Сначала раздавались пистолетные и винтовочные выстрелы, потом застрочил пулемёт. Охранники бегали по коридорам, очевидно, решив выдвинуться на помощь гарнизону красных. Но ближе к рассвету стрельба стала раздаваться всё реже и реже, и часам к семи её уже не было слышно вовсе.