Читать книгу Самое шкловское (сборник) онлайн | страница 28

Было уже очень поздно, когда аспирант, белокурый и длинноногий, похожий несколько на жирафу, объявил, что желает петь.

Он был пьян и, быть может, поэтому пел меццо-сопрано.

Он не окончил. Хохот грянул с такой силой, что шелковый абажур потерял равновесие и, как бабочка, бесшумно взлетел над столом.

Длинноногий аспирант уже стоял посередине комнаты на разбитых бутылках и размахивал бесконечными руками в твердых, как железо, манжетах. Пустив заливистую басовую трель, он снова перешел на меццо-сопрано.

  • Пускай критический констриктор
  • Шумит и нам грозится люто,
  • Но ave, Caesar, ave, Victor,
  • Aspiranturi te salutant!

Да полно, был ли он Victor’ом? Точно ли он победил?

Аркадий Белинков, «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша» (1968)

Один некогда замечательный писатель (будем условно называть его «учитель танцев Раздватрис в новых условиях»), великий и горький грешник русской литературы, каждая новая книга которого зачеркивала старую его книгу, улыбающийся человек, повисший между ложью и полуправдой, понимающе покачивал головой.

Пили чай.

Этот человек считает, что время всегда право: когда совершает ошибки и когда признает их. ‹…›

– В годы культа, – рассказывал улыбающийся человек, – бывали случаи, когда в издательстве заставляли писать, что Россия родина слонов. Ну, вы же понимаете, – это не дискуссионно. Такие вещи не обсуждаются. Одиссей не выбирал, приставать или не приставать к острову Кирки. Многие писали: «Россия – родина слонов». А я почти без подготовки возмутился. Я сломал стул. Я пошел. Я заявил: «Вы ничего не понимаете. Россия – родина мамонтов!» Писатель не может работать по указке. Он не может всегда соглашаться.

Лев Озеров, «Шкловский» (1994)
  • Он входит в вашу квартиру шумно,
  • Вращаясь вокруг своей оси,
  • Улыбчиво и задиристо,
  • Улыбаются его губы,
  • Улыбается его затылок.
  • Он предлагает руку,
  • Удивительно мягкую руку,
  • Которая дергает вашу
  • Книзу, как старый звонок
  • На проволоке, – теперь
  • О таких звонках позабыли.
  • Мягкость и резкость.
  • Угол шара.
  • Он осматривает квартиру,
  • И слово подрагивает на губах,
  • Но он не спешит, – иначе
  • Может сильно обидеть.
  • Наконец его прорывает:
  • – У вас уже нет кровати,
  • С чем вас и поздравляю,
  • Ее заменила койка,
  • С чем вас и поздравляю.
  • От удобств отказаться можно,
  • Нельзя отказаться от книг,
  • Придется убрать койку,
  • На очереди гамак,
  • С чем вас и поздравляю…
  • На минуту он умолкает.
  • Потом с новой силой
  • Он на меня наступает:
  • – Гамак! Но давайте подумаем,
  • Куда нам вбить крюки.
  • Нет для крюков места,
  • – Шкловский просто ликует,
  • – К стенкам не подступиться,
  • С чем вас и поздравляю.
  • Стоп-кадры шли один за другим.
  • Потом Шкловский махнул рукой,
  • Подошел к книжному шкафу
  • И заскользил по корешкам.
  • У него, как у Будды, шестнадцать рук,
  • Протянутых к полкам.
  • Он вылавливает ту книгу,
  • Которая ему очень нужна,
  • Он открывает ее там,
  • Где есть нужная фраза,
  • И она тут же входит
  • В его монолог, словно
  • Не он ее выловил, а она
  • Годами этого дожидалась,
  • И наконец-то обрадовалась.
  • Он умеет все сочетать,
  • Его мир сочетаем.
  • Его мир разумно смонтирован.
  • Цитаты его льнут друг к другу,
  • Он не доверяет им
  • И одну за другой
  • Закрывает книги.
  • Шкловский уходит
  • Так же внезапно,
  • Как и пришел, —
  • Шумно вращаясь вокруг оси,
  • Улыбчиво и задиристо.
  • Через час звонит:
  • – Надо договорить, приходите.
  • Прихожу, он сидит
  • С тростью в углу
  • И – «простите, я занят» —
  • Додиктовывает жене
  • (Одной из трех сестер Суок —
  • Серафиме Густавовне)
  • Очередную статью —
  • Сто строк.
  • Этой статье в затылок
  • Другая уже дышит,
  • Один абзац скользит, как обмылок,
  • Другой сам себя пишет.
  • Додиктовал, встает и ходит
  • По комнатной диагонали,
  • Так энергично ходит, будто
  • Готовится к метанию ядра
  • Или к бегу на сто метров.
  • Быстро утихает,
  • Садится рядом,
  • Трет знаменитую лысину
  • Мягкой своей ладонью.
  • – Я, знаете, осуществился
  • На семь с половиной процентов,
  • А был задуман (пауза)
  • На все сто двадцать.
  • О, как мне было больно
  • Услышать это.
  • Я так пожалел
  • Это бедное семь с половиной.
  • – Что вы! – пытаюсь ему возразить.
  • Что вы, Виктор Борисович!
  • Вы здоровы?
  • Я подхожу – не к полке,
  • А к стене его книг.
  • – Это успел написать
  • Один человек – вы.
  • Здорово поработал!
  • Промельк улыбки и – снова:
  • – Я себя вижу лучше,
  • Во мне осталось то,
  • Что не видно вам.
  • Странно сложилась жизнь:
  • Семь с половиной процентов
  • Грандиозно задуманной жизни.
  • Он ходил вокруг «гениально»,
  • Но позволял себе «грандиозно»,
  • «Огромно» и в этом же роде.
  • Он говорит о жизни.
  • Сегодня он предлагает
  • Новый, по счету девятый,
  • Вариант своего участия
  • В Октябрьском перевороте.
  • (Он возвращается к этому часто
  • И без сожаления вроде,
  • Но это его терзает.)
  • Вариант с автомобилем
  • Гетмана Скоропадского,
  • Засахаренного Шкловским.
  • Он рвется в историю, впрочем,
  • Устает от воодушевления,
  • От пристальности,
  • И – умолкает.
  • Потом встает, плотно закрывает дверь и – тихо,
  • Прямо мне в ухо:
  • – В 21-м или 22-м
  • Горький сказал мне грустно,
  • Что Ленин ему доверил:
  • «Эксперимент не удался».
  • Я оценил доверие Шкловского
  • И молча ему поклонился.
  • И оба мы замолчали.
  • Без слов приложил он
  • Палец ко рту
  • И посмотрел на меня строго.
  • Дело за полночь было.
  • Сутки мои исчерпались.
  • Были еще другие беседы,
  • Были еще другие годы.
  • Однажды я встретил его зимой
  • Во дворе нашего дома,
  • Укрытого сумраком, —
  • В длинной шубе с инистой бахромой,
  • Под руку с внуком.
  • Останавливаемся, и Шкловский
  • Говорит мне тихо, но внятно:
  • – Помните, мы уходим…
  • Мы уходим, – сказал он,
  • И вспомнил я семь с половиной
  • Процентов и стенку книг,
  • Написанных человеком,
  • Жившим в несносную пору.
Дмитрий Быков, «Орфография» (2003)

…Cущим кумиром этой молодой публики оказался почему-то Льговский, чьи «Проблемы структуры» Ять так и не осилил, ибо не верил в возможность статистического подхода к лирике[51]. Льговский, многих узнав в лицо (очевидно, то была его постоянная публика), заговорил о том, что каких-нибудь сто лет спустя все реалии нынешней петроградской жизни покажутся вымыслом.


Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 15% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.