Читать книгу Русская канарейка онлайн | страница 105
– «По закону Моисееву, – прокомментировали альты, – младший сын получал половину от того, что получал старший».
– «По закону Моисееву», – торжественно отозвались басы.
Снова после сухой россыпи клавесина мрачно вступил, сообразуясь с библейским зачином «и», «Хисторикус»:
– «Und er teilte Hab und Gut unter sie. («И отец разделил им имение».) Und nicht lange danach sammelte der jüngere Sohn alles zusammen und zog in ein fernes Land; und dort brachte er sein Erbteil durch mit Prassen. («И по прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно».)
Слова «дурьх мит Прассн», «через распутство» баритон Шнюкк пропел, вкладывая максимальное отвращение лютеранина-бюргера к дерзкому ничтожеству, посмевшему растратить добро, накопленное поколениями предков, на шлюх, приносящих мимолетную постыдную утеху.
Настал черед очередной фуги. Вступили басы:
– «Разделил им имение…» Продолжили тенора:
– «Собрав все, пошел: тяжела ему показалась опека отеческая…»
Альты подхватили противосложение:
– «Так человек, наделенный от Бога дарованиями духовными и телесными, почувствовав влечение к греху, начинает тяготиться божественным законом…»
И хор, пробежав каждой группой фугато «Дальняя сторона», вместе с мощным тутти оркестра, всеми группами грянул итоговое нравоучение:
– «…есть образ далекого отчуждения грешника от Бога, глубокого падения его нравственного».
Немецкое произношение хора было вполне приличным.
Две скрипки, блок-флейта и клавесин проиграли меланхоличную интермедию-менуэт, предвестницу печальных событий.
После речитатива продолжил «Хисторикус»:
– «Als er nun all das Seine verbraucht hatte, kam eine große Hungersnot über jenes Land und er fing an zu darben» («Когда же он всё прокутил, настал великий голод в той стране, и он стал нуждаться»).
Хор затянул негодующе:
– «Настал великий голод… Так нередко Бог посылает на грешника бедствия внешние, чтобы более образумить его…»
Вот она грядет, эта минута.
В юбиляционных распевах контратенор божественен: от бесконечного каскада бриллиантовых фиоритур в жилах публики стынет кровь. Всю полноту чувств, вызванную праведной патетикой притчи, композитор вложил в музыку: