Глава 2

Литсекретарь. Лето

Большие глаза под слишком широкими бровями. И слишком густые волосы. На этом все приличное в моей внешности заканчивается. Папа как-то решил соригинальничать, сказав, что я похожа на португалку. Это комплимент с подвохом – я похожа на всех южных женщин разом, но не из тех, о ком сочиняли сонеты провансальские трубадуры, а из тех, что стоят на рынке и торгуют рыбой и специями, переругиваясь, отгоняя от прилавка наглых чаек: Vão! Короче – соль южной земли. Одеваюсь я, не пытаясь вывести на первый план ударные достоинства (декольте, распущенные кудри) или улучшить данное природой с помощью каблуков и косметики. Меня не заметить в толпе. Но мне плевать. Мое одиночество – моя крепость.

До недавнего времени я обитала в двухкомнатной квартире рядом с метро «Московская» со своим отцом: тоже научным грызуном, но в области теоретической физики. Еще у меня есть мать-на-другом-краю-света, живущая во втором браке с модным пластическим хирургом. Ее образ – энергичной женщины, которая знает, чего хочет, все еще витает в нашей изношенной квартирке, хотя бы потому, что с момента ее отъезда там так и не был сделан ремонт. Почему-то каждый раз, когда я вспоминаю о родительских отношениях, перед моими глазами встает кривоватая надпись на одном из наших дворовых гаражей: «Лена, я тебя люблю». Этому признанию столько же лет, сколько и мне. Мать мою зовут вовсе не Лена, но отец мой вполне способен был бы сотворить подобное граффити: любовь его и правда оказалась прочнее времени. Мама. Я уже не скучаю по ней, но давно заразилась от отца тихой меланхолией. А он от меня, похоже, мизантропией. Не удивительно, что температура в нашей сталинке не повышается выше едва теплой. В доме редко звучит громкий смех, зато часто падают предметы – мы оба неуклюжи. Реальный мир мстит нам за отсутствие к нему интереса. На пару мы бьем в год до десятка единиц посуды, портим столешницы, затирая одно пятно, ставим новое, но мало переживаем по этому поводу. У нас никогда не пахнет вкусной едой. Кухарничает, так уж повелось с детства, отец, и я ни разу не попыталась перехватить у него эстафету. Готовит он примитивные, неизменные из года в год вариации – макароны, сардельки, яичница. Вся эта тусклая снедь не имеет ни вида, ни вкуса и часто пригорает. Но мне по большому счету все равно, что класть в рот. С моей фигурой можно изнурять себя салатом годами – привлекательности мои муки не прибавят, скорее обеспечат невроз вкупе с неутешительным выводом, что стройная газель не то же самое, что худая корова.