Читать книгу Рубиновый лес. Дилогия онлайн | страница 139

– Ты прежде никого не убивал? – осмелилась спросить я то, что поняла ещё тогда, на улице, когда Солярис шептал про убийство, балансируя на грани обморока. Те, кому уже доводилось лишать человека жизни, не реагируют подобным образом. – Просто ты столько раз шутил о том, что ешь людей… Вот я невольно и начала допускать мысль, а не мог ли ты и впрямь…

Солярис резко отодвинулся от тряпки, и я прикусила язык. Все эти шутки про людоедство и отгрызание лиц действительно были просто шутками.

Я подтащила к изножью постели ведро и снова смочила моток ткани в тёплой воде. Меня всегда омывала Матти, да и уборкой я никогда не занималась, а потому толком не знала, как держать в руках тряпку. Надеясь, что не сделаю чего-то лишнего, я с ногами забралась на прогнувшийся матрас и, устроившись за спиной Сола, вновь приложила лоскут к его бледной шее. Он вздрогнул, но на этот раз я не дала ему отодвинуться, ухватив за плечо.

– Эй, сиди смирно, большая ящерица! Я должна тебя вымыть, а то ты как чушка.

– Как ты меня назвала? – переспросил Солярис с невесёлым, болезненным смешком. И всё-таки это был смех. – «Большой ящерицей»?

– Да, именно так.

– Хм, а раньше называла «глупой».

Я устало улыбнулась и провела тряпкой вверх, до его выбритого затылка, выше которого струились волосы – их я тоже привела в порядок, ласково расчесав пальцами и уложив на прямой пробор, как на пиру. Солярис по-прежнему сидел ко мне спиной, потому я не видела его лица, но почувствовала, как каменные мышцы расслабились и смягчились под моими пальцами, а мелкая дрожь ушла. Я не умела успокаивать так, как успокаивают драконы, мурлыча и согревая, поэтому я успокаивала по-человечески и по-женски: вытирала, гладила, иногда шептала какую-то беспечную чепуху о том, какие мягкие у него волосы и какая ужасная здесь мебель, скрипящая от каждого нашего вздоха. Солярис покорно принимал мою заботу, и я радовалась этому едва ли не больше, чем тому, что мы остались живы. Я была обязана отплатить ему хоть как-то за ту кровь, в которую он по локоть окунул свои прекрасные фарфоровые руки. Их я гладила тоже: осторожно протёрла костяшки и заострённые когти, вычищая из-под них ошмётки плоти, а затем, поддавшись порыву, осторожно прижала его раскрытую ладонь к своей щеке.