Читать книгу Песнь пророка онлайн | страница 13

Майкл Гивен обходит всех по порядку, говорить по телефону небезопасно, следует помнить, что тебя могут прослушивать. Она наблюдает, как он бредет на кухню с почти сожалеющим видом, как, усевшись, сплетает желтоватые пальцы, открывает телефон, вынимает и кладет на стол аккумулятор. Айлиш усаживает Бена в креслице и продолжает наблюдать за Майклом Гивеном, скоро докурится до того, что в груди будет тупо ныть вместо кашля. Вид у тебя усталый, Майкл, приготовить тебе чего-нибудь? Длинной рукой он отмахивается, но она кладет печенье на тарелку перед ним, и он вертит его в руке, не собираясь есть. Слушай, Айлиш, ходят слухи, что их хотят переместить. Бездумно наблюдая, как струя воды льется в горлышко, она задерживает дыхание, закрывает кран и ставит чайник. Переместить куда? Говорят о лагерях для интернированных на равнине Каррах, это просто слухи, но арестованных слишком много, чтобы разместить всех в городе, во время войны они держали там тех, кто представлял угрозу государству. Ты хочешь сказать, Майкл, что Ларри представляет угрозу государству? Майкл воздевает руки к небесам. Господи, Айлиш, это фигура речи, термин, который они используют. Ларри задержали по политическому обвинению, Майкл, в этом доме я не желаю слушать подобных речей. Майкл поджимает губы, в глазах детское удивление, он кивает в сторону раковины. Ты же не собираешься оставлять там эту штуку? Айлиш оборачивается, электрический чайник стоит в раковине. Вот же я идиотка, говорит она, насухо вытирает чайник, ставит на подставку и снова поворачивается к Майклу Гивену, ища источник своего гнева, выбрав его жертвой, он похож на желтое насекомое, сидящее за столом. Они забирают людей повсюду, не слышала о Филиппе Брофи, какой-то журналистишка, ПНЕ вконец обнаглели, об этом было во всех мировых новостях, а здесь тишина, они контролируют новостные редакции, но соцсети шумят. Она наблюдает за адвокатом, и ей кажется, что он мягко раскачивается на стуле, усталость волнами колышет его тело, как будто под водой. Мужья и жены, матери и отцы тонут. Сыновья и дочери, сестры и братья скрываются под водой, опускаясь все ниже и ниже. Ей кажется, она задыхается, тянется глотнуть свежего воздуха, выходит в гостиную, копаясь в своих мыслях, а сама берет пульт, находит новостной канал, убирает звук. Это чувство, что отныне живешь в другой стране, ощущение надвигающегося хаоса, готового поглотить их своей пастью. Айлиш возвращается на кухню, ощущая гнев, сжимает ладонями воздух, словно беря проблему за горло. Майкл, говорит она, чего я не понимаю, так это почему тебе запрещают с ним видеться. Я изучила закон, конвенции, и это грубое нарушение международного права, почему им все сходит с рук, почему никто до сих пор не поставил их на место? Ее слова бьются в молчание Майкла Гивена, она всматривается в его лицо, печальное и озабоченное, он как сбитый с толку пес, услышавший команду чужака. Майкл поднимает руки, хочет что-то сказать, но она снова набрасывается на него. Государство не имеет права лезть в частную жизнь, врываться в твой дом, словно людоед, хватать и сжирать отца семейства, как мне к этому подступиться, как объяснить детям, что страна, в которой они живут, превратилась в чудовище? Это скоро закончится, Айлиш, рано или поздно ПНЕ придется сдать назад, вся Европа возмущена… Тогда почему ГСНБ каждый день арестовывает все больше народу, объясняя это чрезвычайным положением, во вторник люди в штатском пришли к нам в офис и забрали Имона Дойла прямо из-за рабочего стола – ученого-статистика, самого безобидного человека на свете… а знаешь, что он попросил, надевая куртку? Чтобы мы позвонили его матери, и все это за две недели до Рождества! Айлиш садится и с силой давит на поршень френч-пресса. Она словно пребывает вне тела, и телу приходится следовать за ней, снова становясь перед телевизором, и она притворяется, что смотрит новости, подавляя рыдания. Майкл Гивен пересказывает слухи о протестах в Корке и Голуэе, которые были подавлены в зародыше, она не слушает, думая о детях наверху, о Марке, который в любую минуту может вставить ключ в замок, перекатить велосипед на задний двор, и ей будет нечего ему сказать. Майкл Гивен возвышает голос, чтобы ей было слышно из гостиной. Они зашли слишком далеко, Айлиш, протестные настроения растут, хотя в новостях ты об этом не услышишь, ПНЕ превращают страну в полицейское государство, ходят слухи, что скоро объявят военный призыв, и это в нашей стране! Люди на улицах только об этом и говорят, они хотят положить этому конец, я сам слышу… Айлиш стоит перед ним, стуча зубами. Говорят-то они говорят, да кто их слушает? Она смотрит на Майкла Гивена, пока его губы не складываются в скорбную гримасу, и он отворачивается. Оглянитесь на себя, говорит она, профсоюзы кивают и молчат, по меньшей мере полстраны поддерживает это безобразие, считая учителей злодеями… Что-то, зарождающееся в ее сознании, обретает голос, и ей страшно, теперь она слышит этот голос и проговаривает слова про себя. Вы проспали всю жизнь, мы все спим, а теперь грядет великое пробуждение. Это чувство неотступно преследует ее по ночам, она думает о Ларри, о том, как он мялся у двери, засовывал ноги в ботинки, сражался с плащом. Он знал, с чем имеет дело, и оставил тебе право сказать «нет», он сел в кресло и предоставил тебе право решать. Ночи сейчас самые длинные в году, вот что ей хочется сказать, глядя на эти желтоватые пальцы. Ты спишь в холодной постели, а пижама Ларри на подушке еще хранит его запах. Айлиш снова оборачивается к Майклу Гивену, вздыхает, садится, не зная, куда деть руки. Если так будет продолжаться, говорит она, я потеряю работу. Ты им рассказала? Ты же знаешь, как это устроено, в компании всегда есть желающие пролезть в руководство, приходится осторожничать, есть там один тип, который ни перед чем не остановится. Ты можешь взять годовой отпуск, Айлиш, не ты первая. Я не могу уйти в отпуск после того, как полгода провела в декрете. Да, но бывают чрезвычайные обстоятельства, в любом случае, у профсоюза есть средства, и, если возникнут проблемы, тебе нужно лишь обратиться. К кому, Майкл, обратиться к кому, если в профсоюзе никого не останется? Некоторое время он молчит, разглядывая длинные желтоватые пальцы, тоскующие по сигарете. Она беспокойно перебирает руками, снова встает, чувствуя свое превосходство. Майкл, я хочу вернуть мужа. Айлиш, мы делаем все, что в наших силах… Ты меня не слушаешь, я хочу, чтобы ты доставил его в суд и судья вернул его детям. Айлиш, в любое другое время мы подали бы жалобу в Верховный суд на незаконное задержание, но право арестованного быть доставленным в суд для пересмотра меры пресечения приостановлено в соответствии с законом о чрезвычайных полномочиях, по сути, государство теперь обладает особыми правами, заставляя молчать судебную систему. Ты меня не слушаешь, Майкл, я хочу, чтобы ты меня выслушал, хочу, чтобы ты кое-что сделал, чтобы ты вернул домой моего мужа. Айлиш, это неразумно, происходят беспрецедентные вещи, в стране истерия, думаешь, можно просто щелкнуть пальцами, и государство кинется исполнять твою просьбу… Мысленно она обеими руками тянется к его горлу, вцепляется в гортань, рывком открывает рот, просовывает ладонь внутрь, хватает трусливый язык, сжимает и выдирает его с корнем. Наблюдает за тем, как он развел на столе руки, без сигареты они робки и невыразительны, они как будто говорят, что адвокат готов сдаться. Майкл Гивен поднимает голову, и Айлиш видит глаза человека, который не спал, и ее охватывает жалость, ибо его руки говорят, что этот человек был обучен играть по правилам, но правил больше нет, и куда человеку деваться? Внутри нее расходится шов гнева. Сходи за ним и приведи сюда, а если ты не пойдешь, я сама его приведу, вот как я поступлю, и я лучше умру, чем буду смотреть, как его отсутствие с утра до ночи мозолит детям глаза. Майкл Гивен встает и долго смотрит на нее, как будто решается. Айлиш, выслушай меня, я не хотел говорить, но вижу, придется, в ГСНБ нам прямо сказали, что, если мы не отступимся, если продолжим ходатайствовать о выдаче судебного приказа, нас тоже арестуют и посадят в тюрьму. Ее рот открывается, но оттуда не вылетает ни звука, она освободилась от тела, став одной черной мыслью, и мысль разрастается, пока не поглощает материю целиком. Когда Айлиш снова ощущает себя внутри собственного тела, с ее губ срывается шепот. Майкл Гивен встает из-за стола, подходит к раковине, моет руки. Говорят, приближается шторм, какая-то «Белла», следующие пару дней держитесь за шляпы. Айлиш смотрит на адвоката, желая обрушить на него свою ярость, но вместо этого отворачивается к окну. Когда она проснулась, вишневые ветки еще удерживали мокрый снег, но сейчас деревья в каком-то безумном заговоре клонятся навстречу тьме.