Читать книгу Истребление персиян. Сборник онлайн | страница 28
- Как по Волге-реке, по широкой
- Выплывала востроносая лодка,
- Как на лодке гребцы удалые,
- Казаки, ребята молодые.
- На корме сидит сам хозяин,
- Сам хозяин, грозен Стенька Разин.
- Перед ним красная девица,
- Полоненная персидская царевна.
- Не глядит Стенька Разин на царевну,
- А глядит на матушку на Волгу.
- Как промолвил грозен Стенька Разин:
- “Ой ты гой еси, Волга, мать родная!
- С глупых лет меня ты воспоила,
- В долгу ночь баюкала, качала,
- В волновую погоду выносила,
- За меня ли молодца не дремала,
- Казаков моих добром наделила.
- Что ничем тебя еще мы не дарили”.
- Как вскочил тут грозен Стенька Разин,
- Подхватил персидскую царевну,
- В волны бросил красную девицу
- Волге-матушке ею поклонился.
Знал ли Садовников стихи Пушкина? Очевидно, знал. Запрещенные многие десятилетия, они были напечатаны как раз в 1881 году, а “Из-за острова на стрежень” Садовников написал в 1883-м, в год своей смерти.
Но, даже не вглядываясь в даты, понятно, что поступь в начале застольной песни – заемная, и острогрудые челны – родные внучки востроносой лодки, сбежавшие от благородной заштопанной бедности в красный бархат, в веселый дом. В этом же роде и все остальные высококалорийные добавки: пьянка-гулянка, ропот братвы, “нас на бабу променял” – всё то, что у Пушкина немыслимо. У него чистый отчаянный русский вариант “Жертвоприношения Авраама”, совершенно безысходный, потому что Господь не остановил Разина и не подложил вместо персиянки овцу. (В скобках замечу, к нашему спору о Западе, что “Жертвоприношение Авраама” – любимейший сюжет в европейской традиции на протяжении многих столетий.)
А теперь оставим на миг Садовникова. Если вчитывать поэта в пушкинскую песню, то он там кто? Конечно, жертва. Разин-народ топит поэта-персиянина – в волны бросил он Пушкина, Блока, Волге-матушке ими поклонился. А потом добежал и добавил – поклонился Есениным, Высоцким.
На это легко возразить, что народ песню Пушкина не поет. Но и Садовникова он тоже не поет. Он поет что-то свое, и оно гораздо ближе к Пушкину, чем кажется. Проступает Пушкин сквозь Садовникова – неотступно.