Читать книгу Истребление персиян. Сборник онлайн | страница 14
…Господи, как же он всё знал, понимал, как он летал, реял над текстами обожаемой нами обоими русской литературы, как удивительно растолковывал смыслы, углубляясь, и зарываясь, и завираясь, какие подвалы и чердаки находил в забытых текстах, – я и не знала, не слышала о них! Как я его любила!
Так и не написали ничего. Поленились. То, что называется: пар ушел в свисток. А потом и “Чемпион” снесли. Сам кабак с хозяином и поварами переехал куда-то в дальний район, и мы потеряли его из виду. Поезд, покачивая синими ламбрекенами, ушел. “На кухне вымыты тарелки, никто не помнит ничего”.
* * *Не могу себе простить всего этого недописанного, профуканного, профершпиленного, оставленного на потом. Ведь нет никакого потом.
У моей бабушки, Натальи Крандиевской, есть стихотворение:
- Там, в двух шагах от сердца моего,
- Харчевня есть – “Сиреневая ветка”.
- Туда прохожие заглядывают редко,
- А чаще не бывает никого.
- Туда я прихожу для необычных встреч.
- За столик мы, два призрака, садимся,
- Беззвучную ведем друг с другом речь,
- Не поднимая глаз, глядим – не наглядимся.
- Галлюцинации ли то, иль просто тени,
- Видения, возникшие в дыму,
- И жив ли ты, иль умер, – не пойму…
- А за окном наркоз ночной сирени
- Потворствует свиданью моему.
Когда я прохожу мимо того клочка асфальта, на котором некогда стоял “Чемпион”, я всегда говорю себе эти стихи. Там теперь ничего нет. Только дерево и воздух.
* * *Мне кажется, что вот, я допишу этот текст – и надо будет показать его Шуре: одобрит ли?
Шура! Шура! Позвонить можно?.. Вы же не спите?..
Диалоги
Татьяна Толстая – Александр Тимофеевский
Истребление персиян
ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ
Возьмем такую тему: каких поэтов любит народ – и за что он их любит? Под народом будем понимать разное, но постараемся осторожненько держаться такого определения: это довольно большая, культурно более или менее однородная группа населения, бессознательно ориентированная на общие мифы, на общие парадигмы. Вот так осторожно определим и отойдем, чтобы оно не упало и не развалилось, потому что если не дай бог свалится, то на голову.