Читать книгу Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество. Коллективная монография онлайн | страница 75
Относительно Фридриха II Кейзерлинг никаких иллюзий не питал. В письме А. П. Бестужеву-Рюмину от 2 (13) мая 1747 г. он писал, что иметь дело с берлинским двором, «где владычествующая страсть корыстливости все основателныя доказателства и представлении опровергает», для иностранного министра весьма неприятно и даже прискорбно, поскольку в таком месте он не может приносить пользу своему двору, и намекал на то, что хотел бы служить при другом, где его ревность и труды принесли бы больше плодов255. Спустя месяц граф Бернес доверительно сообщил Кейзерлингу, что Фридрих II хочет пригласить его на свою службу. Выражая канцлеру недоумение по этому поводу, российский дипломат заявил, что никогда не примет подобного предложения, хотя его личные обстоятельства далеко не блестящи: «Мысли мои противятся такому двору служить, где верность и вера толь мало уважаются»256. На оба эти сообщения Бестужев-Рюмин никак не отреагировал.
С течением времени Кейзерлинг уже не высказывался столь категорично о прусском короле (возможно, свою роль сыграли подарки), разгадав в какой-то степени загадку этого человека: во всех своих предприятиях Фридрих II поступает так, чтобы ни у кого не возникало даже мысли, что он делает что-либо против своей воли и особенно по воле иностранного двора. Хуже не было оплошности настойчиво просить его о какой-то мелочи, тогда он отказывал сразу, даже если сам изначально хотел предложить просителю гораздо больше. Дипломат советовал воспринимать прусского короля таким, какой он есть, отдавая себе отчет в том, что другим он не станет, и потому подстраиваться под обстоятельства и действовать по возможности тонко257.
Основываясь на прусских источниках, Ф.-Д. Лиштенан пишет, что Кейзерлинг «не нравился королю, однако отличался таким корыстолюбием, что при соответствующей оплате не наносил Пруссии прямого вреда». Надеясь провести в Бранденбурге остаток дней, он купил там дом и жил на широкую ногу, тратя в год по 20 000 экю: «хотя его услуги стоили недешево, пруссаки могли на него положиться»258. Последний вывод мало подтверждается российскими источниками. Никаких секретных поручений из Петербурга дипломат в 1747–1748 гг. не получал, скорее, делился наблюдениями о текущих делах: о перспективах прусско-шведского сближения; реакции германских государств на Рейнский поход российского корпуса, снаряженного на английские военные субсидии весной 1748 г. в поддержку австрийцев, терпевших поражение от французов; о начавшихся в марте мирных переговорах по итогам Войны за австрийское наследство и подписании 19 (30) апреля прелиминарного и 7 (18) октября окончательного Ахенского договора между Францией, Великобританией и Республикой Соединенных провинций, к которому 19 (30 октября) присоединилась Австрия. К участию в переговорах Россию не пригласили, главным образом из‐за противодействия Франции, отношения с которой были разорваны в июне 1748 г. на восемь лет. Отмечая поспешность заключения мира, Кейзерлинг философски заметил: «Однако ж толь доброе дело, какое есть мир, никогда не вовремя не приходит, ежели только с надлежащею предосторожностию всякой повод к новым неприятелствам избегается»259. Среди прочего он из Берлина хлопотал о расширении каналов информации, предлагая учредить пост во Франкфурте – городе, «производящем великии корреспонденции», и даже нашел подходящего человека – старого банкира Леерса, готового взять на себя функции резидента260, но ответа на это предложение не последовало.