Читать книгу Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Сборник онлайн | страница 90
Гамбрил посмотрел на нее и устыдился при виде ее безмятежного спокойствия. Он должен что-нибудь сделать, сказал он себе; он должен восстановить исчезнувшее настроение Цельного Человека. В отчаянии он остановился перед единственной приличной из висевших по стенам картин. Это была гравюра восемнадцатого века, копия рафаэлевского «Преображения»; он всегда считал, что в blanc-et-noir[72] эта вещь гораздо лучше, чем в унылом по краскам оригинале.
– Недурная гравюра, – сказал он. – Очень недурная. – Одно то, что он произнес какие-то слова, доставило ему большое облегчение, вернуло уверенность в себе.
– Да, – сказала она. – Это я купила сама. Я нашла ее в магазине подержанных вещей, недалеко отсюда.
– Фотография, – произнес он с той минутной серьезностью, благодаря которой казалось, что он ко всему относится восторженно, – это и благословение, и проклятие. Воспроизводить картины благодаря ей стало так легко, и это обходится так дешево, что все плохие художники, в прошлом занимавшиеся копированием чужих хороших картин, стали теперь писать свои собственные плохие. – Все это страшно безлично, сказал он себе, страшно неуместно. Он теряет то, что завоевал раньше. Чтобы вернуть это, он должен сделать что-нибудь экстраординарное. Но что именно?
Она пришла ему на помощь.
– Тогда же я купила еще одну, – сказала она. – «Последнее причастие святого Иеронима» – этого, как его? Не помню.
– А, вы хотите сказать, «Святой Иероним» Доменикино? – Цельный Человек сошел с мели. – Любимая картина Пуссена[73]. Пожалуй, и моя тоже. С удовольствием посмотрел бы на нее.
– Да, но она у меня в спальне. Впрочем, если вы не возражаете…
Он поклонился:
– Если вы не возражаете.
Она милостиво улыбнулась ему и встала.
– Сюда, – сказала она, открывая дверь.
– Это замечательная картина, – продолжал Гамбрил(теперь он вновь обрел красноречие), следуя за ней по темному коридору. – К тому же у меня с ней связаны воспоминания детства. У нас дома висела гравюра с нее. И помню, каждый раз, когда я видел картину, я никак не мог понять, и это продолжалось много лет; никак не мог понять, почему старый епископ (что он епископ, это я знал) протягивает голому старику пятишиллинговую монету.