Читать книгу Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир онлайн | страница 20
Бёрк связывает понятие возвышенного с «идеей» неудовольствия и «аффектом» страха: «…огромность размеров является могучей причиной возвышенного»; впечатлению возвышенного также способствуют бесконечность, непрерывность, великолепие, пустота, одиночество, безмолвие, тьма, мрачные темные цвета, тусклые оттенки, а также чрезмерная громкость звуков, например «шум больших водопадов» (пер. Е.С. Лагутина).
Шиллер, вслед за Кантом, переживание возвышенного делает доказательством морального превосходства человека над страшной природой, даже если ему приходится ей покориться. Для Шиллера, как и для его предшественников, возвышенное никак не может быть связано с чувством удовольствия и «успокоения чувственной природы»: «моральная безопасность» распространяется не на существование человека, а на его убеждения (Ф. Шиллер. «О возвышенном». Пер. А. Горнфельда).
Холмсианская эпопея, как ее задумывал А. Конан Дойль, должна была завершиться возвышенно: на фоне величественной и страшной природы, одолеть которую человеку не под силу, но над которой он торжествует моральную победу в схватке с демоническим противником. Герой остается верен своим убеждениям и гордо идет до конца, он согласен заплатить жизнью за свою духовную свободу. Конец его страшен и вызывает в смятенной душе Уотсона ужас и скорбь, «неудовольствие», из которого рождается чувство возвышенного.
Сострадая («в эстетических границах», т. е. не отождествляя себя со страдающим лицом), мы, по определению Шиллера, приобщаемся к «патетически-возвышенному»: это такое состояние, когда к «аффекту сострадания» присоединяется «сопротивление страданию, для того чтобы вызывать в сознании внутреннюю свободу духа», «возвыситься над потерей».
«С болью в сердце принимаюсь я за перо, чтобы написать последние воспоминания о моем необыкновенно даровитом друге, м-ре Шерлоке Холмсе» – так начинается последний отчет Уотсона о приключениях Холмса, а заканчивается он фразой: «Я всегда буду считать [его] лучшим и умнейшим из всех известных мне людей». Впрочем, читателям Конан Дойля эта идеология «патетически-возвышенного» оказалась совершенно чужда: они хотели не возвыситься над потерей, а полностью ее аннулировать, предпочтя возвышенному неудовольствию живое удовольствие от бесконечных приключений любимого героя.