Читать книгу Волчок онлайн | страница 23

Вот она, формула Варвары Ярутич: семь дней в неделю быть несправедливой, отталкивающей, невыносимой, а на исходе седьмого дня сказать или сотворить что-нибудь такое, ради чего ты будешь терпеть следующие семь дней. Да что там дней.

Креслице глядело хмуро и не собиралось мириться ни с одним предметом обстановки. Всем своим видом оно говорило: выносите отсюда свои диваны, стулья и стеллажи. Они мне не ровня. Разрешаю поставить ободранный сундук, кривой поставец и орясину на балясинах. Подарок в наказание – такого я еще не получал.

Нервно посмеиваясь, я подошел к креслу, попытался в него сесть и понял, что спасен. Креслице предназначалось для детей, аскетов и балерин. Обычный человек вроде меня в нем не помещался. Через час четвероногое, вскарабкавшись на спину таксомоторного «рено», гордо проехало по Москве до самого вокзала, потащилось в электричку, а после в электричке вместе с Варварой Ярутич. Самой подходящей компанией, о какой только может мечтать крашеное обшарпанное креслице.

Было еще хорошее. Когда Варя жила в Вяхирях (а она жила там большую часть времени), на ночь мы обменивались пожеланиями. Желали друг другу сны. Иногда, повесив трубку, я записывал эти пожелания в блокнот. Каким бы ни был день, в самом темном его углу ночником зажигались картинки наших пожеланий. Например, такие:

– Ты попадаешь за кулисы в какой-то маленький театр. И видишь фиолетовый занавес, за ним – задник, где вышиты звезды, луна, солнце, дальше – зеленая травяная кулиса, потом декорация, на которой изображен оазис в пустыне, потом ярко-красная кулиса, и еще много всего. А потом ты понимаешь, что это все настоящее, а никакие не тряпки.

– А тебе я желаю простую ширму белую посреди леса. А за ней фонарики. И пусть из-за ширмы маленькие детишки со звонкими голосами показывают тебе палочками и веточками сотворение мира.

Кто тут что сказал, по-моему, ясно. Варваре Ярутич хватает одной минуты, чтобы полностью переписать свой портрет – в любую сторону. И вот на одной такой волшебной пуговке держится тяжелая шуба нашей любви.