Читать книгу Рукопись, найденная в Сарагосе онлайн | страница 101

– Без всякого сомнения, – ответил юноша. – Уверен, что любит.

– И ты женишься на ней? – спросил Аполлоний.

– Почему же мне не жениться на женщине, которую я так безумно люблю.

– Когда будет свадьба?

– Может быть, завтра, – ответил юноша.

Аполлоний запомнил время пира, и когда гости собрались, вошел в комнату со словами:

– Где прекрасная хозяйка этого пиршества?

– Она здесь, рядом, – ответил Менипп и встал, слегка покраснев.

Аполлоний продолжал так:

– Кому принадлежит золото, серебро и убранство этой комнаты? Тебе или этой женщине?

– Женщине, – сказал Менипп. – У меня, кроме нищенского плаща философа, ничего нет.

Тогда Аполлоний обратился к гостям:

– Видели вы когда-нибудь сады Тантала, которые и существуют, и не существуют?

– Мы видели их у Гомера, – ответили присутствующие, – потому что сами в преисподнюю не спускались.

Тогда Аполлоний сказал:

– Все, что вы видите, подобно этим садам. Все это – только призрак, а не действительность. И чтоб убедить вас в правде моих слов, скажу вам, что эта женщина – одна из эмпуз, в просторечье называемых ларвами или ламиями. Эти ведьмы жаждут не столько любовных утех, сколько человеческого мяса и соблазняют наслаждениями тех, кого хотят пожрать.

– Ты мог бы сказать нам что-нибудь поумней, – прервала мнимая финикиянка и, пылая гневом, начала поносить философов, называя их сумасбродами. Тогда Аполлоний произнес несколько слов, и золотые, серебряные сосуды и украшения комнаты вдруг исчезли. И вся прислуга тоже пропала в мгновение ока. Тогда эмпуза притворилась, что плачет, и стала умолять Аполлония, чтобы тот перестал ее мучить; однако он, не обращая никакого внимания на ее просьбы, наступал на нее все сильней, и в конце концов она призналась, что не жалела для Мениппа удовольствий, чтобы потом пожрать его, и что особенно любит она поедать молодых людей, так как их кровь укрепляет ее здоровье.

– Я полагаю, – промолвил отшельник, – что она хотела пожрать скорей душу, нежели тело Мениппа, и что эмпуза эта была попросту дьяволом похоти; но я не понимаю, какие слова давали такое могущество Аполлонию. Ведь философ этот не был христианином и не мог пользоваться грозным оружием, вложенным нам в руки церковью. Кроме того, хотя древние до рождения Христа могли в некоторых отношениях господствовать над злыми духами, крест, наложив печать молчания на всех прорицателей, окончательно лишил власти идолопоклонников. И я полагаю, что Аполлоний не только не был в состоянии изгнать самого ничтожного беса, но даже не имел ни малейшей власти над последним из духов, так как привидения эти появляются на земле не иначе, как с божьего дозволения, и то всякий раз – с просьбой о заупокойной службе, которая, как вы знаете, в языческие времена была совершенно неизвестна.