Читать книгу Горит костёр онлайн | страница 1
Андрей Томилов
Горит костёр
год волка
На берегу замёрзшей реки сидел старик. Он был совсем старый. Такой старый, что уже не все звуки слышал, а видеть и вовсе ничего не видел, только белую пелену и тёмные тени, когда кто-то проходил мимо. Такой старый, что стал совсем маленьким, – парка висела на нём, как с чужого плеча, коробилась и пузырилась, растопырив в стороны пустые рукава. Старик вытаскивал свои руки из рукавов и там, внутри, обнимал своё высохшее тело, так казалось, было теплее.
Белые снега надёжно укрывали реку, сохраняли её для тёплых дней, для лета. Но старик знал, помнил её, ту летнюю, могучую реку, с её стремнинами и омутами, с её перекатами, он прожил здесь на реке, целую жизнь. Целую жизнь.
Сидел на собачьей шкуре, брошенной прямо на снег. Голова медленно клонилась, но он набирался сил и снова поднимал её, разлеплял веки и мутными зрачками смотрел, смотрел вдаль. Как много он видел там, в той белёсой бескрайности, в тех бесконечных кочевьях по этой замёрзшей, коварной реке.
Старика звали Мэмыл. Он родился на самом берегу северного озера Тачьёкгытгын. Самого дальнего, самого северного озера, самого холодного, где разгуливают самые сильные, самые жестокие ветра. Но в этом озере столько жирной, толстой рыбы, что её можно было ловить прямо руками, прямо руками, если забрести от берега и чуть постоять, притаиться. Как много было икры в тех толстых и жирных рыбах, как много. Икру можно было съедать сразу, как только рыба оказывалась в руках. Она ещё билась, трепетала, извивалась, надеясь обрести свободу, а рыбак уже ловко вспарывал ей брюшко и губами вылавливал, вытягивал сочные ястыки с розовой, зернистой икрой.
А сколько тюленей приходило по первым проталинам к родным берегам озера. Целые стада тюленей. В тот год, когда родился Мэмыл, их было особенно много. Они плескались, ныряли, играли, – вода в озере просто кипела от множества тюленей. Казалось, что они приплыли сюда со всех ближних морей. Поэтому родившегося мальчика и назвали Мэмыл, что значит – тюлень. А тот год, тот сытый год помнился всем, как год тюленя.