Больше всего, он боялся сгореть заживо. И, каждый раз, садясь за гашетку огнемета, Ангус возносил молитву Императору, дабы Он даровал ему быстрый конец, когда наступит очередь их «Гончей», вспыхнуть умопомрачающим факелом, и превратиться в ужасающую и неумолимую плавильную печь. Однажды, Ангусу пришлось лично доставать из почерневшего остова взорванной машины то, что некогда было ее экипажем. И эта картина вгрызлась в его память, не оставляя до сих пор. Она возникала перед сержантом каждый раз, когда он занимал место стрелка, воспроизводя в памяти все краски и подробности того дня.

Три больших фрагмента, потерявшие схожесть с человеческими телами, припеклись к почерневшим стенкам «Гончей», и никак не хотели отскребаться. Синтетические волокна их одежды, расплавившись там, где не сгорели окончательно, надежно сцепив как клеем обуглившиеся останки со стальными листами боевой машины. Удушливый, вызывающий тошноту запах, забивался в ноздри, налипая на них отвратительной маслянисто пепельной пленкой, не давая глубоко вдохнуть. Даже противогаз не спасал от того смрада, что стоял в выгоревшем брюхе «Адской Гончей», а от рвотных позывов не спасали даже голодные желудки.

Больше, чем виденная им картина, Ангуса, с тех пор, преследовал запах, постоянно напоминая о себе, возникая в памяти. Так что, огнеметчику время от времени начинало казаться, что он, вновь, ощущает этот тошнотворный противно-сладковатый, чуть-чуть с горчинкой, шлейф в своих ноздрях. В такие моменты он делал несколько глубоких вдохов, словно хотел «продышаться», до тех пор, пока воспоминание не блекло, и не уходило из его памяти.

Вот и сейчас, ему снова почудился омерзительный запах.

«Бог-Император человечества! – Ангус со всей силой вдавил гашетку огнемета, глубоко вдыхая и с шумом выдыхая горячий спертый воздух. – Защити Твоего слугу, и избавь меня от опасности».

Как будто в ответ на эту молитву, «Адская Гончая» под управлением водителя, увеличила скорость. Ответом на это, послужил звериный рев, напирающих спереди, зеленокожих.