Читать книгу Во имя Гуччи. Мемуары дочери онлайн | страница 6
Даже отца я по-настоящему узнала только в последний период его жизни, а мать по сей день осталась для меня тайной за семью печатями.
Чем больше я стремилась понять собственную душу, тем отчетливее начинала понимать, что мои неверные решения, похоже, проистекали из разрушенного детства и искаженных семейных отношений. Чтобы жить дальше, мне необходимо было вернуться назад, к своим корням, и примириться со своим прошлым.
В конце концов мне пришло в голову, что, возможно, будет полезно написать об отце книгу. Я хотела воссоздать хронику нашей совместной жизни именно так, как мы ее ощущали, – как летопись моей семьи. И надеялась оставить своим детям уникальную и честную память о нас, не имеющую никакого отношения к сенсации, которую из нее делают. Самое главное, я верила: отец по праву заслужил свое место в истории – не только за его вклад в становление компании Гуччи, но и как первопроходец, распространивший культовый лейбл «Сделано в Италии» по всему миру.
Чего я совсем не ожидала, так это того, что мои изыскания снова сведут меня с матерью. После многих лет отчуждения я, наконец, приблизилась к пониманию уникальности тех уз, которые связывали ее с отцом, чтобы вознаградить ее по заслугам.
Мое прозрение началось в 2009 году, когда я навестила ее в Риме. После полугодового траура, нарушаемого моими телефонными звонками дважды в неделю, я приехала к ней поговорить. В надежде извлечь урок из ее долгого пути самопознания, я рассказала о своих переживаниях за время нашей разлуки, а также о моих поездках и духовной практике. Она поняла, что я все еще пытаюсь обрести себя.
– Я встречалась со многими интересными людьми. Среди них были те, кто помог мне осознать, как много пробелов в моих детских воспоминаниях, – сказала я матери, мягко подводя ее к теме. – На самом деле, это одна большая черная дыра. Признаю, что сама никогда тебя не расспрашивала, но я так мало знаю о тебе и папе и о вашей жизни, когда вы были молоды, и мне захотелось узнать больше.
Всем своим видом мать недвусмысленно показывала мне, что она предпочла бы не говорить о таких вещах. Всякий раз, когда я делала подобные попытки в прошлом, она отталкивала меня, заявляя, что не помнит или – более красноречиво – не хочет вспоминать. Ее привычка держать все в себе, ничего не комментировать, а меня оставлять в неведении стала нормой ее жизни, поэтому я опасалась, что и на этот раз все повторится.