Читать книгу Грани сна онлайн | страница 57
От Буреца ещё в первый день их прибытия в столицу Лавр узнал, где гнездятся местные ювелиры, и отправился посмотреть, что там и как.
Мастерская размещалась в открытой пристройке к избе, ведь ювелирам нужно много света. Там работали двое молодых ребят и их мастер, мелкий старый дед, по лицу – совсем не вятич. Великан, войдя туда, занял собой всё пространство и ограничил доступ света. Как раз в эту минуту дед, изукрасив жемчугом очередные ножны, отложил их в сторону, и решил посмотреть, кто застит свет. Ему пришлось долго поднимать глаза свои, всё выше, и выше, пока он не уткнулся взглядом в глаза Лавра.
Осознав величину гостя, дед ошеломлённо произнёс имя греческого бога-великана:
– Афто́ Гера́клус![16]
Лавр взял новые ножны в руку, оглядел их, и похвалил работу тоже по-гречески:
– Эксэрэтыка́![17]
Дед аж подпрыгнул на своей скамье:
– Мила́с элиника́! Апо́ пу и́сэ?
– Кали́тэра ми рота́с, – от души посоветовал ему Лавр.[18]
Звали деда Герасимом, имел он когда-то ювелирную лавку в Дамаске и, как все там, был крещён в христианскую веру. Вдруг пришли проповедники из Аравии, принесли новую веру, а Герасим, будучи греком, остался верен своему Христу. Оно бы и ладно, так бы там и жил, но вдруг христианам запретили работать с серебром и золотом.
– Мог бы прикинуться своим. Ты, небось, и по-арабски говоришь?
– Говорю, а что с того? Ведь они знали, кто я. Так-то жить не мешали, но…
– А сюда ты как попал, бедолага?
– Был у меня ученик из этих мест. С ним я сюда и ушёл. Он тогдашнего Вятко-князя уговорил, чтобы пустили меня. А теперь умер уже. Что было делать? В Дамаске меня лишили работы, а уйди я в Царьград, там таких ювелиров целая гильдия, и кто им я. Да и христианство у нас разное… знаешь.
– Ну? А здесь как со Христом? – полюбопытствовал Лавр.
– Вятко не разрешает проповедовать, а так жить даёт. А я и рад. Сделал себе иконку, молюсь. Бог помогает. Сытно, и работать можно. Ваш язык изучил. Живу…
– Имя себе сам придумал? – спросил Лавр, улыбаясь. «Герасим» значит «почтенный», но вряд ли кто из вятичей догадался назвать так чужого грека, а греки тоже не могли присвоить такое имя этому невзрачному и невезучему дяде.