Читать книгу Дочь колдуна онлайн | страница 69
– Сам не знаю. Может быть, даже и вовсе не вернусь в Европу; все будет зависеть от моих руководителей, – ответил адмирал. Но, видя, что слова его огорчают друга, он прибавил: – Во всяком случае, Филипп, ты будешь иметь от меня вести; а как только я получу возможность очистить Горки, то приеду непременно.
Настало молчание, и оба задумались, а потом принялись за чтение полученных с утренней почтой писем. Окончив чтение, адмирал складывал последнее письмо и, взглянув на дорогу, увидел экипаж, мчавшийся по липовой аллее к дому. Замятин с приятелем спустились и вышли на подъезд, когда к нему подлетела коляска. Надя сияла. Сидевший против нее жених первый выскочил из экипажа.
Пока он помогал Замятиной и невесте выйти из коляски, адмирал вдумчиво рассматривал его.
Действительно, Масалитинов был необыкновенно хорош собой: высокий, стройный, с классической головой греческой камеи и густыми, черными, вьющимися волосами. Большие темные, бархатистые глаза с пушистыми ресницами не выдавали духовной стороны жизни его, а взгляд был холодный, надменный; жестокая, глумливая складка залегла вокруг красиво очерченного рта. Но когда пурпурные уста приоткрывались, обнажая ослепительные зубы, и чарующая улыбка озаряла прекрасное лицо, а страстный огонек загорался под полуопущенными веками, тогда становилось понятным очарование, которое он производил на женщин.
Надя не спускала глаз с жениха и даже не скрывала безграничной любви своей к нему.
С неменьшим интересом рассматривал Иван Андреевич представленного ему затем двоюродного брата Масалитинова, Жоржа Ведринского. Это был тоже красивый юноша, но в совершенно другом роде. Такой же высокий, но шире в плечах, он казался олицетворением цветущего здоровья и молодой силы, а мускулы должны были быть стальными. Русые волосы и бородка обрамляли лицо, а ясные, голубовато-серые, как сталь, глаза дышали прямотой и добротой. Резкий контраст составляли пушистые черные брови, сросшиеся у переносья, что придавало лицу строгое и энергичное выражение.
Адмирал тотчас почувствовал симпатию к Георгию Львовичу, но зато напыщенность Масалитинова, деланная небрежность манер и презрительное самодовольство произвели на него неприятное впечатление.