Читать книгу Братья Карамазовы (с иллюстрациями) онлайн | страница 87

• И Силен румянорожий
• На споткнувшемся осле, —

а я и четверти бутылки не выпил и не Силен. Не Силен, а силён, потому что решение навеки взял. Ты каламбур мне прости, ты многое мне сегодня должен простить, не то что каламбур. Не беспокойся, я не размазываю, я дело говорю и к делу вмиг приду. Не стану жида из души тянуть. Постой, как это…

Он поднял голову, задумался и вдруг восторженно начал:

• Робок, наг и дик скрывался
• Троглодит в пещерах скал,
• По полям номад скитался
• И поля опустошал.
• Зверолов, с копьем, стрелами,
• Грозен бегал по лесам…
• Горе брошенным волнами
• К неприютным берегам!

• С Олимпийския вершины
• Сходит мать Церера вслед
• Похищенной Прозерпины:
• Дик лежит пред нею свет.
• Ни угла, ни угощенья
• Нет нигде богине там;
• И нигде богопочтенья
• Не свидетельствует храм.

• Плод полей и грозды сладки
• Не блистают на пирах;
• Лишь дымятся тел остатки
• На кровавых алтарях.
• И куда печальным оком
• Там Церера ни глядит —
• В унижении глубоком
• Человека всюду зрит!

Рыдания вырвались вдруг из груди Мити. Он схватил Алешу за руку.

– Друг, друг, в унижении, в унижении и теперь. Страшно много человеку на земле терпеть, страшно много ему бед! Не думай, что я всего только хам в офицерском чине, который пьет коньяк и развратничает. Я, брат, почти только об этом и думаю, об этом униженном человеке, если только не вру. Дай Бог мне теперь не врать и себя не хвалить. Потому мыслю об этом человеке, что я сам такой человек.

• Чтоб из низости душою
• Мог подняться человек,
• С древней матерью-землею
• Он вступи в союз навек.

Но только вот в чем дело: как я вступлю в союз с землею навек? Я не целую землю, не взрезаю ей грудь; что ж мне мужиком сделаться аль пастушком? Я иду и не знаю: в вонь ли я попал и позор или в свет и радость. Вот ведь где беда, ибо всё на свете загадка! И когда мне случалось погружаться в самый, в самый глубокий позор разврата (а мне только это и случалось), то я всегда это стихотворение о Церере и о человеке читал. Исправляло оно меня? Никогда! Потому что я Карамазов. Потому что если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой. И вот в самом-то этом позоре я вдруг начинаю гимн. Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чертом, но я все-таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.