Читать книгу ВПЗР: Великие писатели Земли Русской онлайн | страница 53
Fiction vs non-fiction– А вы мне скажите, Игорь, – отчего русские писатели травлю устроили мне? Чего они так взволновались? Как вы это объясните?
– Ну, может быть, потому что сейчас в русской литературе мейнстрим – это такие длинные придуманные истории, романы. Там персонажи подходят к окну, и долго смотрят вдаль, и произносят длинные внутренние монологи. Ну и есть, насколько я могу заметить, некое чувство превосходства…
– Над маленьким народом? Мне тоже так кажется. Мне иногда говорят: «Ой, Света, ну какой белорусский язык, о чем ты? Нету такого!»
– Вы вроде как ниже стоите в иерархии, белорусы, а тут вдруг такое…
– Имперское такое чувство. Я была удивлена! Прилепин – это понятно, он сказал, что, когда наши подлодки будут у Парижа (правда, непонятно, как они туда попадут), тогда русским дадут премию… Даже писатели, про которых я и не думала, что они смогут не спрятать это, не окультурить свои чувства… Даже Татьяна Толстая!
– Как, и она? Я просто не следил.
– Да. Сказала, что русский писатель не скоро теперь получит.
– Ну и еще же многие объявили вас не писателем, а журналистом. Были реплики того рода, что премию надо было дать не вам, а вашему диктофону. Переход из одного цеха в другой, с низшего уровня на более высокий, произошел очень литературно. Известна история о том, что вы ушли из журнала в творческий отпуск, взяли 5000 рублей в долг, купили катушечный магнитофон и принялись брать интервью у женщин, которые воевали. Кто дал вам тогда денег?
– Василь Быков, Янка Брыль, Алесь Адамович.
– А почему магнитофон катушечный, уже были кассетные?
– Так я и купила кассетный. Импортный, кто-то из знакомых привез из Германии – и продал мне.
– Что за творческий отпуск такой?
– Это я в журнале «Неман» взяла отпуск, обычный, очередной – на месяц. Я решила тогда попробовать. Попробовала – и стала так работать.
– Эти ваши тексты из будущей книги «У войны не женское лицо» брали в журнал?
– Нет, конечно! И потом, когда я сделала книжку, ее два года не печатали. «Ремаркизм не пройдет! – сказал мне цензор. – Ремарка начиталась?» Видно, он подумал, что я занята не тем, что не надо так писать о войне.