Читать книгу Цивилизация хаоса. Философия, публицистика, проза и эссе онлайн | страница 11
Здесь быт выступает как демиургическая ловушка. А возможность и скорость социальной адаптации – как цивилизационный гешефт.
Инициация текстом
Проблема некоторого непонимания между автором и читателем – не в непонятном и нетипичном языке. Мой язык, к примеру, бывает довольно прост и порой брутален.
Дело в том, что текст ныне (современный и идеальный текст) в принципе не обращён к человеку или же обращён к нему весьма формально и условно.
Идеальный текст онтологически неконтекстуален. Поэтому ему нет места в какой-либо градации – философской и литературной. Он есть чистая констатация и обращён напрямую к Смыслу. То есть он и есть Смысл.
Смысл же – в моём случае – субъектен. И не подразумевает мира ни до, ни после себя. Это то, что принято именовать «апокалипсисом смысла». Конечно же, не смысла как такового, но некоего общечеловеческого смысла. Поэтому мне нет места ни среди традиционалистов, ни среди классических гуманистов.
Гарантированное бессмертие
Если и есть чаемое вами (не мной) бессмертие, то оно не в мифической вечности или же истории, оно исключительно в небытии (Ничто) – там нет ни вечного возвращения (а значит, смерти), ни лжетрактовок, ни лжеинтерпретаций. Речь идёт об общем небытии как пределе гуманизма, эгоизма, да и всякой идеи в принципе, идеи в окончательном её разумении. О небытии как о некоей сверхдемократической гарантии, апофеозе социального гешефта.
Архаичное понимание власти
Архаичное понимание власти связано в первую очередь с подчинением, со всеми этими ролевыми играми в господина и раба или же их вынужденной имитацией. Современное же рациональное сознание идентифицирует власть непосредственно с возможностью, функциональностью, владением ресурсом и, соответственно, автономностью.
Человек больной
Гуманистический психоанализ, гуманизм как таковой легализовали «человека больного», сделали его предметом интереса, неким чуть ли не абсолютом нового гнозиса. По сути, это было глубоко антигуманным, циническим актом. Больного человека насадили, словно насекомое на булавку, в гербарий культуры, и более никто даже не стремится исправить его отчаянное положение. Более того, ему предписано наслаждаться и гордиться своей болезнью – этим сомнительным символом сомнительной «избранности».