Читать книгу Кривые дорожки онлайн | страница 19
Теперь с нами постоянно тусовался человек, к факультету не имевший отношения (точнее, однажды безуспешно туда поступавший). Он был младше, но безумней и, следовательно, агитпопсовей в тысячу раз. Светлые глаза навыкате, широкое лицо, пересекаемое выбивающимися наискосок из-под кожаной фуражки длинными блондинистыми прядями – Илья Матросов во всей красе! Он ни на чём пока ещё не умел играть, кроме бубна, и очень плохо (хотя и громко) пел, но обладал невероятной энергетикой, лихо двигался на сцене, умел подбирать из купленного за копейки на процветавшем тогда Смирновском блошином рынке «винтажного» тряпья пятидесятых-шестидесятых годов как сценические, так и повседневно носимые костюмы изумительной агитпопсовости, и вообще был – безумней некуда, так что влился в «Ужас» очень органично.
В тот самый апрель Бодров и Илья подписались делать музыкальное сопровождение для факультетского спектакля на общестоличном фестивале «Студенческая весна». В полном соответствии с веяниями времени это была абсурдистская пьеса восточноевропейского автора Здравомира Дрожека «В открытом море». Надо сказать, постановка была отличная! Ну, конечно, изображавшие на заднем плане кордебалет три девочки вообще никуда не годились, хоть и щеголяли в коротких чёрных рубашечках и чёрных же полупрозрачных колготочках (почти что верх половой смелости по тем временам!), но главные роли отрывались как хотели – а особенно хороши были роли второстепенные, среди которых подлинным бриллиантом сверкнул Почтальон. Скромную реплику «Вы видите эти две скрещённые трубочки?», которой персонаж Дрожека доказывал свою неподкупность и точность («За этими плечами двадцать лет беспорочной службы!»), Почтальон – впоследствии известный радиоведущий – в импровизационном порядке повторил, с разной интонацией вставляя в каждую фразу диалога, наверное, раз шестьдесят, заставив зал буквально киснуть со смеху. Но дело не в этом.
Спектакль был утром в субботу, часов в одиннадцать. Я пришёл на него одетым по-агитпопсовому, что в условиях апреля выражалось в чёрном коротком плаще типа лапсердак, натянутой на самые уши чёрной матерчатой кепке а-ля Эрнст Тельман и перекинутом через плечо том самом офицерском планшете коричневой кожи. Что твой связной Интербригады! Но это был не самый крутой вариант. Зимой, например, я носил тогда солдатскую шинель без хлястика и ремня, конически расширявшуюся книзу – а была она у меня ОЧЕНЬ длинная, потому что не моего размера: в рядах вооружённых сил мне досталась не новенькая «дубовая» шинель, а ношенная, уютная, «второго срока». На голову при этом полагалась привезённая из горных районов Средней Азии шапка из меха волосатой горной коровы як. Мех этот торчал во все стороны сантиметров на тридцать, а сзади до середины спины свисал чёрный мохнатый хвост волосатой горной коровы як, так что зимою на улицах от меня шарахались…