Читать книгу Единственный ребенок онлайн | страница 17
Я регулярно давал себе клятвы больше не покупаться на такие хитрости, но каждый раз повторялось одно и то же. Когда я достаточно подрос, чтобы вовремя увернуться от нее и убежать, она орала мне вслед, осыпая бранью. Но что из того, если меня догонит лишь вся эта ругань?
Хотя знаете что?
Слова могут оставлять куда более глубокие, куда более страшные раны, чем какая-то оплеуха. Вне себя оттого, что не может поймать меня, она ругалась и вопила как резаная. Даже когда я плотно закрывал уши, ее слова буквально ввинчивались мне в голову. Эти слова ранили меня, и полученные раны продолжали нагнаиваться изнутри. Меня просто переполняли грязная кровь, гной, зараженные слова и мысли.
Когда я был маленьким, то не мог посмотреть людям в глаза. Сжимался в комок, а сердце колотилось как бешеное, стоило мне заслышать, как кто-то приближается ко мне. Если мои глаза случайно наталкивались на чей-то взгляд, я сразу отводил их и бросался бежать. Думал, что абсолютно все на свете ненавидят меня. Думал, что мать бьет меня каждый день как раз по этой причине – что всем противно само мое присутствие в этом мире. Думал, что страх – это сама моя сущность.
И лишь много позже понял, что ненавидела меня одна лишь моя мать.
Ненавижу ли я ее?
Нет, нет, что вы! Ну как же можно? Это же моя мама.
Я люблю свою маму.
3
Когда в аудитории зажегся свет, студенты облегченно выдохнули, словно очнулись от какого-то кошмарного сна. Те, что сидели возле окна, стали поспешно раздергивать плотные шторы и открывать рамы, впуская солнце. Когда помещение вновь наполнили яркий свет и свежий воздух, все заметно ожили. Преступления, заставившие всех съежиться от ужаса, бесследно растворились в теплых желтых лучах, льющихся с неба.
Выключив проектор, Сонгён вновь повернулась к студентам.
В том, как они негромко переговаривались между собой, по-прежнему проглядывали следы тревоги и страха. Но точно так же, как кошмарный сон, который уже не имеет над вами власти, стоит вам проснуться, так и испытанный ими страх должен был вскоре испариться без следа.