Читать книгу Роковой сон Спящей красавицы онлайн | страница 30

Из-за двери кабинета директора повеяло такой гадкой мутью, что Арина едва удержалась на ногах. Она так и не узнала, что ответил вдове Кабулов. Зайдя за угол, чтоб с ней не встретиться, она выждала минут десять – надо было хоть немного успокоиться – и набрала номер директора:

– Простите, Виктор Тихонович, что задержалась. Могу сейчас к вам зайти, если что-то срочное? – проговорила Арина, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

– Сейчас? – переспросил Кабулов. – Нет, пожалуй, мнэ-э-э…. необходимость уже отпала. Лучше завтра.

– Так я же с завтрашнего дня в отпуске.

Кабулов про отпуск забыл. В трубке повисло угрюмое молчание:

– Но вы же в Москве остаетесь, никуда не уезжаете? – ледяным голосом спросил ее Кабулов.

– Нет, никуда не уезжаю, меня уже предупредили… – повторила Арина, хотя больше всего в этот момент ей хотелось выкрикнуть в директорское ухо, что она уезжает очень далеко и вряд ли когда-нибудь вернется.

По дороге домой Арина купила бутылку коньяка. Пожалуй, без него скоротать вечер не получится. Навалилась страшная усталость, но, слава богу, через четверть часа она была в своем Большом Татарском переулке.

Какое же это благо – жить недалеко от работы, в центре старой Москвы, где все еще тихо и уютно.

Замоскворечье, малая родина Арины, – место особенное, отличное от той Москвы, левобережной, парадной, кремлевской, может, поэтому район этот лучше сохранился, уцелел от слома. Здесь все как будто меньше, уже, ниже, уютнее, без столичного размаха, великосветского блеска. Недаром Замоскворечье раньше не считалось городом, а было вроде окраинной деревни, но со своей непростой историей. Как вам эти топонимы – крымский, татарский, ордынский, толмачевский? Ничего не напоминают? Вот именно. Здесь был татарский стан, переправа, брод. Отсюда во время набегов Орда переправлялась через реку. Но кровавое прошлое осталось в прошлом. И теперь одни названия помнят об этом. Шло время, Замоскворечье менялось, пока не превратилось в купеческо-мещанское царство, тихое, сонное, патриархальное, с мухами, самоварами, свахами и Бальзаминовыми, о которых писал Островский. Именно здесь, на Ордынке, он родился, крестился и вырос. А еще здесь родился Павел Третьяков, чью былинно-фольклорную усадьбу позднее превратили в галерею. Ну да про это знают все. К слову, творческая интеллигенция тоже оценила и полюбила удаленное от центра «заречье» – тишина, атмосфера покоя способствовали работе. К примеру, на Пятницкой жил и писал своих «Казаков» Лев Толстой, на Малой Полянке творили Фет и Григорьев. В переулках Ордынки запечатлел «московский дворик» Исаак Левитан, а на Якиманке – замученный многочисленной родней, выкраивал для мировой литературы редкие ночные часы врач-интернист Антон Чехов. «Квартира моя за Москвой-рекой, а здесь настоящая провинция: чисто, тихо, дешево и… глуповато», – сказано по-чеховски, ни убавить, ни прибавить…