Читать книгу Домик в Оллингтоне онлайн | страница 131
Читатели, пожалуй, заметят, что Джонни был чистый глупец и трус. В оправдание Джонни мы скажем, что он умел читать и понимать Шекспира. Он знал наизусть много, даже очень много стихотворений Байрона. Он был глубокий критик и писал в своем чересчур растянутом дневнике критические статьи. Он писал бегло и со смыслом, вообще, я должен сказать, что сослуживцы Джонни далеко не признавали его за бездарного человека. Он знал свое дело и исполнял его едва ли не лучше тех многих людей, которые в глазах модного света представлялись более способными и образованными. Что касается до трусости, то надобно сказать, что Джонни счел бы за величайшее блаженство в мире запереться в комнате с Кросби, получив позволение биться с ним до тех пор, пока один из них увидит себя вынужденным отказаться от своих притязаний на Лили Дель. Нет, Джонни Имс не был трус. Он никого не боялся в целом мире – страшно боялся только Амелии Ропер.
В грустном настроении духа бродил Джон Имс по заповедным лесам, окружавшим поместье лорда Дегеста. Почта отходила из Гествика в семь часов, и ему нужно было непременно решить, писать или не писать в тот день к Амелии Ропер. Нужно было также придумать, что написать. Он сознавал необходимость по крайней мере хоть что-нибудь ответить на письма. Не обещать ли жениться на ней лет через десять, через двенадцать? Не сказать ли ей, что он негодный человек, неспособный для любви, и со всею покорностью, даже с унижением умолять ее, чтобы она его извинила? Наконец, не написать ли к ее матери, сказав ей, что в Буртон-Кресценте жить ему больше нельзя, обещать ей уплатить долг при окончательном расчете и в заключение просить о доставлении его платья в управление сбора доходов? Или же не отправиться ли ему домой и смело рассказать все своей матери?
Как бы то ни было, Джонни решился писать, составляя в уме своем проект письма, он сел под старое дерево, стоявшее на том месте, где встречалось и пересекалось несколько лесных тропинок. Составленное здесь письмо было бы очень не дурно, если бы только он сейчас же написал его и отнес на почту. Каждое слово этого письма отличалось точностью, каждое выражение было ясно, определительно и вполне оправдывало его намерение. Он признавал себя виновным в том, что ввел в заблуждение свою корреспондентку и дал ей повод воображать, что она владеет его сердцем. Он не мог отдать своего сердца в ее распоряжение. Он был довольно легкомыслен, не написав ей на первое письмо, его удерживала боязнь огорчить ее, но теперь он считает себя обязанным по долгу совести и чести объявить ей истину. Объяснив все это, он прибавил, что не намерен возвращаться в Буртон-Кресцент, зная, что его присутствие там будет для него тяжело. Он всегда будет питать к ней глубокое уважение (о Джонни!), будет надеяться, что жизнь ее будет сопровождаться благополучием и счастьем. Таково было содержание письма, написанного под деревом в уме Джонни, но перевести это письмо на бумагу было делом, как знал и сам Джонни, величайшей трудности. Он повторил его, и заснул.