Читать книгу Залив Полумесяца онлайн | страница 300
– Она – мой большой друг до сих пор. Но речь не об этом… Я хочу, чтобы ты понял, сын. Мы – это наш выбор. Вся наша жизнь есть череда принятых нами решений. И только от них зависит, кем мы станем. Если пожелаешь, ты будешь владеть мечом лучше любого воина в империи – стоит лишь взять в руки меч и без капли жалости к собственной слабости начать заниматься. И тогда ты увидишь, как спустя время слабость уступает место силе.
Уязвленно опустив взгляд на землю у своих ног, Сулейман с досадой понял, что прежде он и правда шел на поводу у своих слабостей. Он никогда еще не пытался бороться, а заведомо признавал себя проигравшим. Без всякой борьбы, без попыток это изменить, он всех обвинял в несправедливости. В том, что они раз за разом не принимали его в расчет. И, верно, именно это вызывало огорчение его отца. Ведь он-то в свое время сумел найти в себе силы побороть свою натуру и стать настоящим воином. Отец победил самого себя, свою слабость, и теперь ждал, что и он, его сын, наследник, поступит также.
– Тогда… мне тоже понадобится наставник, – наконец, выдавил он и немного неуверенно посмотрел на отца.
Тот впервые улыбнулся ему с одобрением и подошел ближе.
– И им стану я, – шехзаде Мурад с теплом смотрел на сына. – Иди сюда.
Раскрыв объятия, он крепко обнял подавшегося к нему сына, и почувствовал, как Сулейман порывисто обхватил его руками за торс, словно ребенок, уже давно отчаявшийся дождаться ласки, но вдруг получивший ее. Мужчине стало не по себе от чувства стыда, которое прожгло его грудь. Сам того не ведая, он был несправедлив к собственному ребенку…
Они стояли так, обнявшись у обочины дороги, и вдруг после оглушительного раската грома из туч резко грянул ливень, тут же намочивший их кожаные дуплеты и головы.
Восседая верхом на своем коне, Алем не обращал внимания на дождь и с неясным чувством наблюдал за тем, как отец и брат, засмеявшись, отстранились друг от друга и поспешили к ним. И почему-то тот факт, что рука отца при этом покровительственно лежала на плечах Сулеймана, отозвалось в нем болью и тихой ревностью.