Читать книгу Сокровищница ацтеков онлайн | страница 9

Фра-Антонио сдержал свое слово относительно манускриптов. При одном взгляде на них я понял значение улыбки, которой он обменялся с доном Рафаэлем, когда я так легкомысленно выразил уверенность, что могу прочесть их. Если бы я сказал, что мне гораздо легче разбирать древнееврейские книги, этого было бы мало, так как я хорошо читаю по-еврейски, но испанские рукописи поставили меня в тупик. И странная форма многих букв, и необыкновенные сокращения, и старинная орфография, не знакомые мне обороты речи, и, наконец, устаревшие слова, вышедшие из употребления, до того затрудняли чтение, что я был не в состоянии понять ни единой строчки. Нечего делать; я взял рукописи и пошел в музей просить помощи дона Рафаэля.

– Это пустяки, – заметил он, – немного времени и терпения, и все пойдет отлично.

Однако он говорил так из скромности, не желая хвастаться своими познаниями. Много времени и терпения положил я, изучая старинное испанское письмо, но и теперь мне далеко до того, чтоб назваться экспертом в этом деле.

И второе свое обещание – прислать мне слугу, с которым я мог бы практиковать наречие нагуа или ацтеков – фра-Антонио исполнил также пунктуально. Когда я на другой день после моего визита в церковь Сан-Франциско пил утренний кофе в своей спальне, до меня донесись тихие звуки музыки, причем было трудно определить, долетают ли они издали или так слабы, что едва слышны вблизи. Потом я разобрал, что музыкант исполняет мотив из «Герцогини Герольштейнской», и вспомнил, что отрывки из этой популярной оперы исполнял вчера вечером военный оркестр на площади. Игра становилась увереннее; наконец ария «О сабле» была исполнена очень недурно и совершенно верно. Игра становилась лучше, звуки – полнее и я смог разобрать, что это играют во внутреннем дворе отеля на концертино. Вдруг в середине арии музыку заглушил громкий рев осла, тут же я услышал топот босых ног по галерее мимо моей комнаты.

Я отворил дверь и выглянул, но галерея, выходившая во двор, была пуста. Приблизившись к каменным перилам, я увидел сцену, которую вспоминаю до сих пор с теплым чувством. Почти прямо надо мной стоял серый ослик с красивой, стройной фигуркой, с необыкновенно длинной, густой шерстью и громадными ушами. Ослик поднял голову и навострил уши, а его морда выражала такую кротость, столько задумчивого глубокомыслия, что я сейчас же полюбил его. Вдруг он опустил голову, зорко всматриваясь в тот угол двора, куда вела лестница с галереи, на которой я стоял; оттуда к ослику приближался с улыбкой на лице миловидный индейский юноша, лет восемнадцати – двадцати, в рубашке и шароварах из бумажной материи, босоногий, в помятой соломенной шляпе. Увидав его, животное рвануло веревку, за которую было привязано, и опять раздался его протяжный рев.