Читать книгу Воспоминания русского Шерлока Холмса. Очерки уголовного мира царской России онлайн | страница 39
Это тягостное впечатление несколько рассеял Михаил Плошкин.
Завитой барашком, с галстуком одного цвета со щеками, в крахмальной манишке и с огромным аметистом на указательном пальце предстал передо мной счастливый жених. Держал и вел себя, по собственному выражению, «высококультурно».
– Намеревались ли вы послать вашим родителям посылку в Москву? – спросил я его.
– Конечно, оно следовало бы, так как сами понимаете – родители, ничто другое, но любовный дым, в коем я пребываю, помешал мне в исполнении этой заветной мечты-с.
– Так что и письма вы никакого им на Пасху не посылали?
– Нет-с, не удосужился проздравить с высокоторжественным праздником.
– А между тем они посылочку от вас получили, и на три пуда.
– Шутить изволите.
– А вот прочтите.
И я протянул ему письмо. Он внимательно прочел его, раскрыл рот от удивления и уставился на меня.
Так как я еще в Москве сверил его почерк с почерком письма и убедился в их различии, то я не нашел нужным его дольше задерживать и отпустил его, не разъяснив ему странной загадки.
По его словам, кроме невесты и ее стариков родителей, никто не знал московского адреса Плошкиных.
До поры до времени я решил оставить в покое этих людей и пожелал инкогнито навестить портниху Знаменскую. Мне хотелось лично вынести о ней впечатление не только как о лице, игравшем значительную роль в жизни погибшей девочки, но также и потому, что сведения, собранные о ней местной полицией, были неблагоприятны: темное прошлое, обширные знакомства с людьми, ничего общего не имеющими с ее ремеслом и средой, и т. д.
С этой целью, переодевшись в местном сыскном отделении в отрепья босяка, подкрасив слегка нос в красный цвет и взъерошив волосы, я забрал под мышку узелок, туго набитый крючками, пуговицами, лентами, аграмантами и пр. прикладом, и вскоре был в конце Пешей и входил на кухню квартиры, занимаемой портнихой Знаменской.
Я довольно нерешительно открыл дверь. В кухне за большим столом сидели две девочки лет по 14 и девушка постарше, лет 17.
Они с аппетитом уплетали кашу, черпая ее деревянными ложками из обшей кастрюли. Все три обернулись, но, увидя мое рубище, ничего не ответили и продолжали есть. Наконец, старшая спросила: