Читать книгу Золото Сербии онлайн | страница 18

Хотя недавний подъём в горы, о годах не только напомнил, а ясно дал понять: «Всё, крайний поход». Пот струйками стекал по лицу, и вспомнил казак детство. Так же, как пот, текли по лицу слёзы, когда увидел, как соседи выносили из кузни отца, с завязанной какой-то тряпкой головой. Молодой здоровый кузнец, никогда ничем не болевший, вдруг упал головой в горн на раскалённые угли. Мать, обеспокоенная отсутствием привычных звуков из кузни, зашла и заголосила страшным голосом. Старшая сестрёнка побежала по соседям. Вспомнил как тётка Дарья схватила его, накрыв голову мальчонки платком, бегом потащила его пятилетнего в свою хату, он помнил очень хорошо, а вот как, через месяц хоронили маму, почти не помнил. Всплыла в памяти картина, посыльный казак несёт его на руках в атаманский курень, скользя по раскисшей и скользкой как масло земле. Станичный атаман с батюшкой в чёрной рясе, чего-то объясняли ему, про кузню и землю, дядька Кириченко молча сидит на лавке, трубочкой попыхивает. Станичный писарь, выпачкав сажей с печной заслонки ему большой пальчик, приложил к исписанному бумажному листу. Много позднее, дядька Кириченко, взявший их с сестрой в свою семью, объяснил, что подписал он документ на владение кузни и земляного клина. Покойный кузнец был пришлым, прав на землю не имел, а вот Андрей, родившийся здесь в станице Бриньковской, считался полноценным казаком и при рождении, ему был нарезан земляной пай. Отец, до совершеннолетия, распорядился его землёй, сдавая её в аренду Войску. Теперь, до совершеннолетия Андрея Свырько эта земля переходила во временное пользование Остапу Кириченко, как и доход от кузни, самостоятельно построенной отцом мальчишки. Сестра через несколько лет вышла замуж и уехала к мужу в далёкую предгорную станицу. Все мужчины в семье Кириченко были пластунами или готовились ими стать. Хлопчик, как все с детства учился стрелять, рубил саблей воду, гонял верхом без седла, с одним недоуздком в ночное и соседние станицы с мелкими поручениями. С десяти лет взрослые брали «держать линию» от черкесов. В двенадцать, ему пробили уши и повесили серьги, что означало в правом – «последний в роду», в левом – «единственный сын в семье». Тринадцатилетним участвовал в ответном набеге в чеченские горы. Угнанный табун отбили и ещё прихватили для укорота, но нохчи собрали серьёзные силы для преследования, тогда казаки решили «рассыпаться». Пластуны оставляли по 3—5 человек для залог-засад на пути злых и умелых черкесов. Табун тоже раздробили и мальчонка повёл десяток лошадей горными тропками, зная только направление к своим. Через неделю пригнал свой табун к месту сбора. Ещё две недели ждали всех, кто смог выйти. Возвращали владельцам угнанных лошадей, делили добычу. С тех, почти ветхозаветных пор, участвовал во всех больших сшибках и походах. По шрамам на его теле, можно было писать историю кубанского войска. Наслушавшись рассказов и баек о казаках Запорожского войска при вступлении в совершеннолетие, отписал Войску свой надел и кузню. Семью не заводил, своего дома не имел. По полгода жил в одиночку в плавнях. Бил кинжалом диких свиней, ловил нутрий и ондатр, икряных осетров и с того дохода жил. На зиму перебирался в станицу, ночевал в кузне, а в особо морозные ночи, в любой хате. За его рассказы длинными зимними вечерами, под злой вой завирухи, ему открывались как курени простых казаков и вдов, так и атаманские хаты.