Читать книгу Семья. О генеалогии, отцовстве и любви онлайн | страница 4
Прошло два месяца, я почти не думала об исследовании ДНК. С головой ушла в правку своей новой книги. Наш сын как раз начал выбирать университет. Майкл работал над новым кинопроектом. Я напрочь забыла об исследовании, пока однажды на почту не пришло электронное письмо с результатами. Результаты нас озадачили. Озадачили – это мягко сказано, но в тот момент я почувствовала себя именно так. Из письма Ancestry.com следовало, что в моей ДНК пятьдесят два процента от восточноевропейских евреев-ашкеназов. Остальное составляла сборная солянка от французов, ирландцев, англичан и немцев. Странно, но мне было не с чем сравнивать результаты. Я не встревожилась. Результаты меня не смутили, хотя процент и показался уж очень низким, если принять во внимание, что все мои предки были евреями из Восточной Европы. Я решила, что разумное объяснение подобному наверняка существует и связано с переселениями народов и войнами за много поколений до меня. Мою уверенность подкрепляло знание о собственном происхождении.
В ящике под телевизором у меня хранится несколько копий документального фильма «Образ перед глазами»[5] о жизни польского местечка до войны. В нем есть архивные кадры, снятые моим дедом во время поездки в 1931 году в Городок, на родину его семьи. Дед, к тому времени владелец преуспевающей ткацкой фабрики, взял с собой в поездку моего прадеда. Фильм еще и потому так мощно действует на современного зрителя, что он понимает, какая судьба вскоре ждет этих мужчин c раздвоенными бородами, женщин в скромной темной одежде, детей, окруживших американских гостей. В чьих-то – дедовских – руках подрагивает камера, а обреченные жители местечка танцуют, их круг все шире. Кадр сменяется, звук стихает – зернистое черно-белое изображение: мои дед и прадед молятся на могиле прапрадеда. Я буквально слышу модуляции их голосов – голосов, которые я никогда не знала, но которые пробирают до костей своей музыкой – дед и прадед читают поминальный кадиш. Дед утирает слезы.
За год до бар-мицвы сына я показала ему эту часть фильма. «Видишь?» Я поставила запись на паузу: на экране застыло изображение старого могильного камня с надписью на иврите. «Вот откуда мы произошли. На этом месте захоронен твой прапрапрадед». Мне было крайне важно, чтобы Джейкоб знал о своем генеалогическом родстве, о той земле, откуда он родом, чтобы ему передались истоки этой духовности и сохранилась связь. Конечно, несколько лет спустя надгробие сровняют с землей. Но в тот момент, запечатленный моими предками на века, я связывала их со своим мальчиком, а его – с ними. Сын не знал моего отца, но я могла по крайней мере предоставить Джейкобу что-то, формирующее воспоминание о нем, то, с чем росла сама: чувство семьи. Он единственный ребенок единственного ребенка, но это было огромной и богатой частью его наследия, которого у него не отнять. Мы смотрели, как мужчины на экране раскачиваются в знакомом ритме, в танце, который я знаю всю свою жизнь.