Читать книгу Три товарища и другие романы онлайн | страница 170
Я откупорил бутылку портвейна.
– За ваше здоровье! За то, чтобы дом ваш вскоре наполнился постояльцами!
– Премного благодарна! – Она со вздохом отвесила мне легкий поклон и пригубила вино, как птичка. – За то, чтобы вам хорошо отдыхалось! – Потом она лукаво улыбнулась мне. – Однако крепкий напиток. И хороший.
Меня так поразила эта перемена, что у меня чуть не выпал стакан из рук. У фройляйн Мюллер покраснели щечки и заблестели глаза, и она принялась болтать о всякой всячине, нам вовсе не интересной. Пат внимала ей с ангельским терпением. Наконец хозяйка обратилась ко мне:
– Стало быть, господину Кестеру живется неплохо?
Я кивнул.
– Он был такой тихоня в ту пору, – сказала она. – Бывало, за весь день не вымолвит ни словечка. Он и теперь такой же?
– Да нет, теперь он иногда разговаривает.
– Он пробыл здесь около года. И все один…
– Да, – сказал я, – в таких обстоятельствах человек обычно разговаривает меньше.
Она с серьезным видом кивнула и обратилась к Пат:
– Вы, конечно, устали.
– Немного, – ответила Пат.
– Очень, – добавил я.
– Ну тогда я пойду, – всполошилась она. – Спокойной ночи! Приятного сна!
Помешкав, она все же ушла.
– По-моему, она бы не прочь посидеть здесь еще, – сказал я. – Что довольно странно…
– Бедняга, – ответила Пат. – Наверняка сидит вечерами одна в своей комнате и тоскует.
– Да-да, конечно… – сказал я. – Но мне кажется, я был с ней в целом достаточно обходителен.
– Вполне. – Она погладила мою руку. – Приоткрой немного дверь, Робби.
Я подошел к двери и отворил ее. Небо прояснилось, полоса лунного света протянулась от дороги к нам в комнату. Казалось, сад только и ждал, когда же откроется дверь, – с такой силой ворвался к нам ночной запах цветов, сладкий аромат левкоя, резеды и роз. Он залил всю комнату.
– Ты только посмотри, – сказал я.
При усилившемся свете луны садовую дорожку было видно до самого конца. Вдоль нее стояли, склонив головки, цветы; листья отливали темным серебром, а бутоны, игравшие днем всеми цветами радуги, теперь окутались в тона призрачной и нежной пастели. Лунный свет и ночь отняли у красок их силу, зато благоухание стало острее и слаще, чем когда-либо днем.